Когда на следующий день Катрин открыла глаза, то увидела сидящую рядом Сару, которая ожидала ее пробуждения. Это ее очень удивило. Обычно ее будила Лоиз, бесцеремонно расталкивая, чтобы поднять к ранней утренней службе. Но сейчас ее не было видно, а солнце стояло высоко в небе.
— Сегодня очень важный день, моя козочка, — сказала цыганка, протягивая ей сорочку. — Ты должна быстро встать и одеться. Дядя и мать хотят поговорить с тобой.
— О чем? Ты знаешь?
— Да, я знаю, но обещала не говорить тебе. Катрин была заинтригована. Но она хорошо знала о еврей власти над старой подругой. Она начала обхаживать ее, чтобы выведать правду.
— Это что-нибудь приятное? Но ты же можешь мне сказать, понравится мне это или нет….
— Право, я не знаю. Это может бить и так и эдак. Почему бы не встать и не узнать самой?
Сара засуетилась, плеснула воды в таз для умывания и положила чистую салфетку. Катрин, пренебрегая сорочкой, которую ей протягивала Сара, соскочила с кровати в чем мать родила. В те времена люди спали раздетыми. Она не стыдилась Сары, которая была ей как вторая мать.
Статная цыганка нисколько не изменилась за прошедшие годы. Она была все еще хороша и смугла как прежде. Хоть ей было около сорока, в ее густых черных косах не было ни одного седого волоса. Она только чуточку пополнела — легкая жизнь в доме дяди Матье позволила ее гибкой, ладной фигуре обрасти небольшим слоем жирка. Но ее душа была свободна как всегда и так же независима. Иногда она исчезала на два-три дня, и никто, кроме, пожалуй, Барнаби, не мог догадаться, куда она уходила… Но он умел хранить тайну. А в том опасном и бурном мире, который он выбрал, пренебрегая просьбами Катрин, любой знал, как надо уметь держать язык за зубами.
Одеваясь и приводя себя в порядок с необычной поспешностью, Катрин, любившая обычно полежать и потянуть время, заметила, что Сара смотрит на нее задумчиво.
— В чем дело? Я плохо выгляжу?
— Плохо? Ты, наверное, напрашиваешься на комплимент! Ты прекрасно знаешь, что не можешь выглядеть плохо. Возможно, было бы лучше для тебя, если бы это было так. Не всегда хорошо для девушки быть такой красавицей. Я думала, что не многие мужчины, однажды увидев тебя, способны устоять перед тобой. Это так. И все же тот, кто создан для любви, может принести смерть и страдания…
— Что ты имеешь в виду?
Сара часто делала странные замечания и частенько отказывалась объяснить свои слова. Она просто негромко разговаривала сама с собой. Это и произошло сейчас.
— Ничего, — резко сказала она, подавая девушке зеленое платье, которое было на ней накануне. — Одевайся и ступай вниз.
Когда Сара вышла из комнаты, Катрин поспешно закончила умываться и одеваться, завязала косы лентой, подобранной к ее платью, и спустилась вниз, в большую комнату, где, как сказала Сара, дядя и мать собирались с ней поговорить.
Матье сидел на своем стуле серьезный и озабоченный. Жакетт, перебирая четки, сидела на скамейке напротив него. Оба молчали.
— Вот и я, — сказала Катрин. — Что случилось?
Оба посмотрели на нее так внимательно, как будто видели ее впервые.
Катрин заметила слезы на глазах матери и кинулась к ней. Опустившись перед ней на колени, она обняла ее за талию и прижалась щекой к ее груди.
— Мама… Ты плачешь? Что случилось?
— Ничего, ничего, дорогая. Произошло то, что может принести тебе большое счастье.
— Счастье?
— Да… может быть. Дядя тебе все объяснит.
Матье встал со стула и начал расхаживать взад и вперед по необъятной комнате, занимавшей большую часть второго этажа дома. Его шаги казались тяжелее, чем обычно, будто он пытался заставить себя решиться на что-то. Наконец он остановился перед ней и сказал:
— Ты помнишь те ткани, которые пришли вчера из Италии? Те, что тебе так понравились. Розовая парча…
— Да, — сказала Катрин. — Это те, которые заказал мессир де Брази.
— Вот-вот. Ну, если ты все еще хочешь, то они твои.
— Мои?
Что, дядя Матье внезапно сошел с ума? Почему такому важному человеку, как де Брази, пришло в голову сделать такой дорогой подарок племяннице своего поставщика? Катрин переводила взгляд с дяди на мать и оглядела комнату, будто разубеждая себя, что это не сон. Оба внимательно наблюдали за ней.
— Но… почему? спросила Катрин снова. Матье повернулся и подошел к окну, выглянул наружу, сорвал лист росшего в горшке на подоконнике базилика и вновь подошел к племяннице.
— Потому, что мессир Гарэн оказал нам честь: он просит твоей руки. Я был у него вчера, и он сделал предложение. Я должен сказать, что не вижу никаких возражений против этого. Как я уже сказал, это большая честь, возможно, немного неожиданная, но все равно большая честь.
— Ну, ну, — прервала Жакетт, — не пытайся повлиять на ребенка.
— Я и не пытаюсь, — сказал Матье раздраженно. — Я и сам-то не совсем уверен, что этот брак так уж нужен. По правде говоря, мне как-то не по себе от этого. Я только сказал, что это большая честь. И это чистая правда. Как ты думаешь, дитя мое?