Любовь, только любовь

Катрин все еще лежала на кровати не двигаясь. Она слышала скрип ступеней лестницы, когда ее дядя поднимался спать, потом голос Лоиз, ругавшей служанку, и старика Пьера, ворчащего про себя, когда он карабкался наверх в мансарду. Мало-помалу дом погрузился в тишину. Сары все еще не было. Катрин знала, что она не вернется до рассвета, а скорее всего придет лишь на следующий день.

Когда единственным шумом в доме стало равномерное похрапывание дяди Матье, Катрин выскользнула из кровати, натянула коричневое платье, которое она выбрала специально для этой цели, заплела крепко волосы и закрыла их плотно прилегающим капюшоном, и, набросив на себя свободный плащ, полностью скрывавший ее фигуру, прокралась вниз по лестнице. Она по опыту знала, как ступать, чтобы не скрипели половицы, и как отодвинуть засов и повернуть ключи бесшумно. Отчасти в этом была заслуга и Сары, время от времени смазывающей их маслом. Через несколько минут Катрин была уже на улице.

Глава шестая. ТАВЕРНА ЖАКО ДЕ ЛА-МЕРА

Катрин была не из пугливых, да и ночь выдалась светлой. Небо было бархатно-черным с вкраплениями звезд, которые сияли так же ярко, как бриллианты на одеяниях Черной Мадонны. Тем не менее нужно было иметь смелость, чтобы идти в район города, пользующийся самой дурной репутацией, куда не смела ходить даже городская стража.

— Если когда-нибудь я понадоблюсь тебе, — сказал однажды по секрету Барнаби, — ты найдешь меня в публичном доме. Он принадлежит некоему Жако де ла-Меру, сержанту мэрии. Кроме того, он предводитель всех нас, нищих и бродяг. Я говорю это тебе потому, что знаю, ты не болтунья и, возможно, придет день, когда тебе понадобится моя помощь. Если меня там не будет, пошли кого-нибудь на постоялый двор у Садовых ворот, где время от времени я тоже бываю, хотя и не так часто.

Катрин понятия не имела, что такое публичный дом, пока однажды не упомянула об этом Саре. Цыганка считала, что нужно называть вещи своими именами и в воспитании молодых девушек правда в сто раз лучше, чем лицемерие.

— Публичный дом, — объяснила она, — дом, где глупые девушки продают мужчинам свои тела.

Тогда Катрин показалось, что она все поняла, но сейчас, прижимаясь к двуглавым домам на улице Гриффон, опять вспомнила о словах Сары. Она шла, прячась в густой тени под карнизами, избегая центра узкой, крутой улицы, где было больше света.

Достигнув площади Сен-Шапель, она собрала все свое мужество и перебежала до стоящего в центре креста, где остановилась, переводя дыхание. Крест бросал через площадь длинную тень; с одной его стороны стояла статуя святого Иоанна, с другой — Марии Магдалины. Их каменные лики застыли в вечном созерцании Мук Господних. Отдышавшись, Катрин, завернула за бастионы герцогского дворца. В тени его башен было безопаснее, но стоило быть настороже из-за стоящих на страже лучников, которых она угадывала по слабому блеску шлемов. Она пробежала по улице Кузнецов, где жалкие лачуги кузнецов издавали запах горящих дров, паленой кожи и оружейной смазки. Эта улица была Чрезвычайно узка и знаменита пожарами, часто занимавшимися здесь от жаркого пламени кузнечных горнов.

На пороге каждого дома стояло большое кожаное ведро для воды, на случай пожара. Катрин знала, но в спешке забыла о ведрах, споткнулась об одно, растянулась на земле и выругалась как солдат. Ругаться ей было несвойственно, но на этот раз она почувствовала, что это принесло ей облегчение.

В том месте, где узкая улочка выходила на Бург, самую большую и оживленную улицу города, она расширялась, образовав маленькую площадь, достаточную для размещения позорного столба. В этот час в колодках никого не было, но зрелище тем не менее было малоприятным. Катрин посмотрела в другую сторону и хотела было двинуться дальше, как почувствовала, что кто-то держит ее за край плаща, и закричала. Бесформенная тень появилась из-за угла, замычала, а затем разразилась смехом; две руки охватили ее под плащом за талию.

Катрин почти парализовало от страха, но у нее было развито чувство самозащиты. Извиваясь, как угорь, она выскользнула из грубых рук, которые старались удержать ее. Оставив плащ, она, не разбирая дороги, побежала, пытаясь унять ужас и не потерять головы. Она должна добраться до таверны Короля Ракушек!

Она чувствовала, что кто-то гнался за ней. Совсем близко она слышала глухой звук босых ног и тяжелое дыхание преследователя. Ночь становилась все темнее, и лабиринт улиц, через которые она бежала, погрузился в непроницаемый мрак. Она задыхалась от зловония, шедшего от открытых сточных канав, прелого мусора, гнилого мяса, и чувствовала тошноту. В те дни никто и не думал убирать помои и мусор, пока их не становилось так много, что невозможно было ходить. Тогда то, что не съели кошки и собаки, сбрасывалось в реки Ош или Сюэон.