Любовь, только любовь

Катрин узнала казначея, так как видела его на улице несколько раз и как-то встретила его в лавке дяди, куда он зашел, чтобы купить ткани. Это был мужчина лет сорока, высокий и стройный, крепкого телосложения. Его лицо с классическими, как. на античных монетах, чертами было бы красивым, если бы не сардоническая отталкивающая гримаса, застывшая в уголках тонких губ, казавшихся на гладком, чисто выбритом лице шрамом от сабельного удара. Длинный конец его черного капюшона был пропущен под подбородком и заколот красивой золотой брошью, изображавшей святого Георгия. Этот убор не только закрывал его волосы, но и отбрасывал глубокую тень на бледное лицо. Было что-то зловещее в черной повязке, скрывавшей левый глаз мессира Гарэна. Этот глаз служил хозяину недолго. Хранитель казны потерял его в шестнадцать лет в битве при Никополисе во время безрассудного похода против турок, в котором он сопровождал Жана Бесстрашного, тогда графа Неверского. Юный оруженосец был захвачен в плен вместе со своим хозяином, и его верность в этот час великого испытания привела к богатству и титулам.

Как считали женщины Дижона, Гарэн де Брази был загадкой. Убежденные холостяк, он не замечал их; несмотря на многочисленность и бесстыдные авансы. Богатый, не лишенный обаяния, с хорошим положением при дворе и считавшийся одним из лучших умов, он был бы принят с распростертыми объятиями в любой богатой бюргерской семье или одним из менее знатных аристократических родов. Но он, казалось, не замечал посылаемых ему улыбок и продолжал жить один в своем великолепном городском особняке, окруженный слугами и ценной коллекцией произведений искусства.

Когда, наконец, Лоиз окончила молитву, Катрин поспешила за ней, так и не заметив, что единственный сверкающий глаз казначея остановился на ней. Покинув придел, женщины погрузились в темноту церкви, которая сгущалась по мере того, как они удалялись от сияния света, окружавшего Черную Мадонну. Они шли друг за другом, осторожно нащупывая дорогу, поскольку в те дни пол, постоянно раскапываемый для очередных похорон, таил массу неожиданностей: там были дыры и трещины, и люди часто подворачивали ноги.

Именно это и случилось с Катрин, когда она пробиралась за Лоиз. Желая подойти к чаше со святой водой, она споткнулась о разбитую плиту и со стоном упала на пол.

— Какая же ты неловкая, — выразила свое неудовольство Лоиз. — Неужели не видишь, куда идешь?

— Я ничего не вижу в этой темноте, — возмутилась Катрин. Она попыталась встать, но со слабым стоном опустилась снова на пол…

— Я не могу подняться, наверное, подвернула ногу. Помоги мне.

— Разрешите помочь вам, мадемуазель, — сказал глухой голос, который, казалось, раздался где-то высоко над головами девушек.

Она увидела высокую тень, склонившуюся над ней. Горячая сухая рука подхватила ее и ловко поставила на ноги, в то время как другая рука обвила талию..

— Обопритесь на меня, чтобы вам было удобно. Снаружи ожидают слуги. Они проводят вас домой.

Лоиз побежала вперед и открыла большую дверь храма, впустив внутрь ослепительный луч золотого света, пробившегося под массивный нависающий, портик. Катрин теперь смогла рассмотреть лицо мужчины, который вывел ее наружу.

— О мессир, — сказала она в замешательстве, — не стоит беспокоиться… Ноге уже лучше. Через несколько минут я смогу спокойно идти.

— Но я слышал, как вы сказали, что подвернули ногу?

— Сначала было очень больно, и я действительно подумала, что это так. Но сейчас боль проходит, благодарю, мессир.

В портике она высвободилась от руки, которая все еще поддерживала ее, и, слегка покраснев, неуверенно поклонилась Гарэну.

— Прошу прощения, что нарушила ваши молитвы, — сказала она. Что-то вроде улыбки промелькнуло на лице де Брази.

В ярком свете дня, с черной повязкой на глазу, де Брази имел довольно меланхоличный вид. Он был одет с головы до ног во все черное. Все это немного пугало.

— Вы ничего не нарушили, — возразил он. — Тем не менее на таком милом личике смущение выглядит очаровательно.

Это был скорее не комплимент, а искреннее подтверждение очевидного. Хранитель сокровищ короны слегка поклонился и пошел через площадь к ее дальнему углу, где стоял грум в красной с серебром ливрее, державший под уздцы вороного резвого коня. Катрин видела, как он легко вскочил в седло и поскакал в направлении улицы Кузнецов.

— Если ты перестанешь глупо улыбаться незнакомцам, — сказала Лоиз раздраженно, — то, может быть, мы и попадем домой. Ты ведь знаешь, мама ждет нас, да и дяде Матье надо помочь с расчетами.