Любовь, только любовь

— Рыцарь в доспехах, как видишь. Помоги мне его перевернуть. Я думаю, он еще жив…

Как будто в доказательство, человек в доспехах слабо застонал. Она издала радостный крик:

— Он жив! Эй, вы там, Пьер! Птижан, Амиэль! Идите сюда!

Трое слуг примчались бегом. Вместе они быстро подняли раненого рыцаря, несмотря на тяжесть его доспехов, и уложили на мягкую траву рядом с дорогой. Пьер ушел за коробкой, в которой Катрин хранила мазь и лекарства, а Амиэль стал высекать искру из кремня, чтобы зажечь факел. Ночь уже почти наступила, и разглядеть что-либо становилось невозможно.

Дождь лил не очень сильно, но все же мешал слуге зажечь факел. В довершение всего поднялся ветер; в конце концов, факел все же загорелся, отражаясь в мокрых доспехах. Вытянувшаяся на траве темная фигура рыцаря походила на высеченного из базальта гиганта. Дядюшка Матье, позабывший о ревматизме, уселся на траву и, положив голову в шлеме к себе на колени, пытался открыть забрало. Это оказалось трудным делом, так как по шлему, очевидно, неоднократно били и забрало заклинило. Склонившаяся над головой рыцаря Катрин начала терять терпение, особенно когда раненый стал почти непрерывно стонать.

— Торопись, — прошептала она. — Он, должно быть, задыхается в этой стальной клетке.

— Я делаю, что могу. Это все не так просто… Похоже было, что забрало заклинило основательно. Матье вспотел от усилий. Видя это, престарелый Пьер вынул свой нож и осторожно вставил его в шарнир. Затем нажал на ручку ножа, шарнир поддался, и забрало открылось.

— Принеси факел, — приказала Катрин.

Но как только мерцающий свет факела упал на лицо рыцаря, Катрин с пронзительным криком отпрянула, уронив свою шкатулку с мазями.

— Что с тобой? удивленно спросил Матье. Катрин метнула на своего дядюшку отчаянный взгляд.

Охватившее ее чувство было настолько сильным, что она почти лишилась дара речи.

— Да! Нет!.. Я не знаю!

— Ты что, спятила? Что за таинственность? Ты бы лучше помогла мне снять этот шлем, чем падать в обморок. Этот человек истекает кровью…

— Я не могу… не сейчас! Пьер, помоги дяде! Старый слуга, переведя тревожный взгляд с девушки на раненого, поспешил на помощь. Катрин села рядом, стиснув дрожащие руки. С широко раскрытыми глазами она следила, как Пьер с ее дядей пытаются снять шлем с рыцаря, лицо которого так точно повторяло черты Мишеля де Монсальви.

Закутавшись в плащ, уже изрядно промокший под дождем, вся дрожа, девушка видела сквозь пелену лет картины прошлого. Те давние события, которые тогда, в Париже, чуть не привели ее к гибели, встали перед ней с ужасающей ясностью. Мишель, отбивающийся от мясников в роскошных покоях Гиэньского дворца; Мишель со связанными за спиной руками, гордо спускающийся по своей via dolor osa под градом оскорблений, среди воющей толпы; Мишель, лежащий в темном подвале и тихо рассказывающий о своих родных местах жадно слушающей его девочке… В одном месте рассказа он закрыл глаза, что-то припоминая, и лицо рыцаря в черном шлеме разительно напомнило ей лицо Мишеля, каким оно было в тот момент… Изо всех сил Катрин отгоняла прочь жуткие видения, нахлынувшие на нее, особенно воспоминания о прекрасном лице Мишеля, разбитом, распухшем, выпачканном кровью и пылью. Сходство с рыцарем было необычайным. Девушка наклонилась, чтобы лучше рассмотреть его и убедиться, не сон ли это. Нет, лицо было таким же бледным, бесстрастным, с потемневшими веками, обрамленными густой бахромой ресниц и плотно прикрытыми глазами. Тонкая струйка крови стекала по лбу и щеке рыцаря, доходя до угла плотно сжатых губ. Время от времени по его лицу пробегала судорога от боли.

— Мишель, — выговорила Катрин против своей воли. — Это ведь не. ты, это не можешь быть ты?

Это был не он. Но сходство было настолько разительным, что она не могла в это поверить до тех пор, пока Матье с Пьером не сняли наконец шлем. Вместо золотых кудрей, которые Катрин помнила так ясно, обнажившиеся волосы были черны как ночь, густы, прямы и нечесаны. Это все расставило по местам, хотя цвет волос ни в коей мере не уменьшал сходства. Но это лицо казалось еще более красивым, чем лицо Мишеля. И более жестким.

— Мы не можем оставить его здесь. Мы насквозь промокли, а с молодой госпожой, судя по всему, тоже не все в порядке, — сказал Пьер, заметивший, как стучит зубами Катрин, сама, по — видимому, не обращавшая на это внимания. — Вчетвером мы сможем донести его до гостиницы.

— Он слишком тяжел во всех этих доспехах, — сказал Матье.

Они быстро сняли доспехи. Затем молодого рыцаря завернули в плащи и, соорудив из шестов и веревки нечто вроде носилок, уложили на них. Катрин, несколько оправившись от полученного шока, смогла остановить кровь, струившуюся из раны на голове, и наложила на нее повязку, закрепив ее шарфом.

За все это время раненый ни разу не открыл глаз, хотя стонал, когда они снимали с него доспехи и перекладывали на импровизированные носилки.

— У него, должно быть, сломана нога, — сказал Пьер, ощупывая распухшую конечность своими ловкими морщинистыми пальцами.