Любовь, только любовь

— О, в таком случае я еще увижу вас. Я ведь тоже из Бургундии, из самого сердца Бургундии, — добавил он с такой неподдельной гордостью, что она улыбнулась. Судя по всему, этот малый тоже хотел познакомиться с нею поближе. Катрин подумала про себя, что к тому времени, как она покинет Фландрию, ей назначит свидание вся герцогская армия. Эта мысль привела ее в столь хорошее настроение, что она вошла в гостиницу напевая. Матье Готрэн, как рухнул в кресло у камина, так и продолжал сидеть там, плача и осушая под опасливым взглядом хозяина бесчисленные кувшины пива. Появление Катрин в столь лучезарном виде явилось для него полной неожиданностью. Он ожидал увидеть лучников, судей в черных мантиях, возможно, даже самого палача, а перед ним была его племянница, весело смеющаяся, одетая, как принцесса, в плаще, ценность которого не ускользнула от опытного взгляда купца. Один из герцогских офицеров в одежде герольда сопровождал несостоявшуюся узницу, гордый, как сторожевой пес.

Все в Бургундии знали о подверженности герцога чарам женской красоты. Триумфальное появление Катрин дало Матье Готрэну обильную пищу для размышлений. Похоже было, что его племянница и герцог заключили мир. Оставалось только выяснить, насколько далеко зашел этот мирный договор. Расталкивая дремлющих слуг и торопя их побыстрее навьючить мулов, он внутренне поклялся быть начеку. Матье был из тех респектабельных горожан, для которых незаконный ребенок, неважно, королевский или нет, отнюдь не был подарком Небес.

Несмотря на совет дядюшки, Катрин не пожелала уложить великолепный плащ в один из походных сундуков. Свое рваное платье она сменила на простое белое, из тонкого легчайшего сукна, что ткут валансьенские ткачихи. Волосы ее, тщательно заплетенные, были спрятаны под тюрбаном из тонкого полотна, свободный конец которого был пропущен под подбородком и закреплен на другой стороне тюрбана, плотно охватив лицо. Поверх всего этого, однако же, она вновь надела свой знаменитый бархатный плащ.

— Если мы встретим грабителей, — ворчал Матье, все еще не до конца оправившийся от перенесенного испытания, — они примут тебя за дворянку и будут требовать за нас выкуп…

Но Катрин была настолько восхищена своим чудесным плащом, что и слушать не хотела о том, чтобы с ним расстаться.

— Он испортится, помнется в сундуке. Кроме того, мне не разрешат носить его в Дижоне. Мама и слушать об этом не станет, хотя бы только потому, что это может обидеть госпожу де Шанси или вдову де Шатовилен, у которых такого нет. Так что, пока можно, я поношу его…

Гордая, как королева, в своих соболях, не обращая внимания на теплую погоду, Катрин села на мула. Небольшой обоз суконщика следовал за лошадью де Руссе вплоть до городских стен. У ворот Святой Екатерины, которые де Руссе приказал открыть именем герцога, они расстались, коротко попрощавшись; однако, кланяясь девушке, Жак де Руссе торопливо пробормотал: «До новой встречи», отчего Катрин улыбнулась. Она не ответила. Это было бессмысленно. Теперь, когда он знал, что она приехала из Дижона, он, казалось, грезил наяву. Но не для того, чтобы вновь взглянуть на Руссе, обернулась Катрин перед выездом из мощно укрепленных ворот, а затем, чтобы вызвать в памяти на секунду высокий, тонкий, темный силуэт Филиппа и его бледное лицо с горящими глазами, лицо, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в шею. Впервые в жизни Катрин вынуждена была признать, что мужчина может иметь над ней власть. Он заинтересовал и взволновал ее. Любовь такого человека придает жизни ценность, — возможно, даже настолько, чтобы ради этого стоило жить…

После того как они проехали через ворота Святой Екатерины, она уже не оборачивалась. Выровняв шаг своего мула так, чтобы ехать рядом с Матье, она дала себя убаюкать этому меняющемуся аллюру. С обеих сторон до горизонта простирались плоские пастбища, пересеченные каналами и кое-где прерываемые купами деревьев да причудливым силуэтом ветряной мельницы. Какие-то морские птицы, привлеченные ярким лунным светом, настолько ярким, как будто это был день, чертили звездное небо.

Катрин радостно вдыхала просоленный воздух, приносимый морским ветром. Она отбросила капюшон на спину и расстегнула плащ. Это был тот же знакомый ей горизонт, в который упиралась глубоко изборожденная колесами повозок дорога, но сейчас в нем, казалось, появились новые краски. С наступлением рассвета над плоским сельским ландшафтом выросли шпили Куртрэ.

— Мы остановимся в гостинице «Золотой горшок», — сказал Матье, ни разу до сих пор не открывший рта по той уважительной причине, что крепко спал в седле. — Я страшно устал. Мы останемся здесь до завтра. У меня есть дела с купцами этого города.