Любовь с первой строчки (СИ)

Только внутренне пружинист,

А, может,

В крайней точки амплитуды,

И Робеспьер, ну, в общем, якобинец,

Но на славянский лад -

Замах душевный

Сбивает шаг и комкает ряды. (Галина Гампер)

Глава 19

Лето 2002.

В первых числах июля звонок:

- Анечка, со мной произошел смешной случай, в общем, я лежу в больнице -- голос спокойный, ироничный, - снова на Учебном, 3, но на сей раз в хирургии. Похоже, будут удалять желчный пузырь. Лег еще в пятницу, а на выходные меня отпускали домой.

Выяснять, почему он не сказал о своих проблемах раньше, я не стала, и без того было ясно, что не хотел беспокоить. Ответила в его духе, коротко:

- Сегодня же приеду, постараюсь пораньше.

Но пораньше не получилось, задержали домашние дела, и пробки на дорогах, и дальний путь в Озерки. Так что на место я приехала только под вечер. И вот я в той же больнице, в том же отделении, на том же этаже. В палате Михаил Михайлович лежит один, остальные кровати стоят аккуратно заправленными. Просторно и тихо, теплые солнечные блики на стенах и полу, за приоткрытой балконной дверью стайка голубей устроила возню, воркуют, хлопают крыльями.

- Что случилось, Чулаки?

Выкладываю на тумбочку продукты, газеты, новый, взамен сломанного, плейер, к плейру - кассеты со средневековыми кельсткими балладами.

- Ничего страшного, чувствовал все время изжогу после еды, обследовался, сказали: камни в желчном, если прооперировать сейчас, то можно обойтись лапаротомией.

- Под наркозом?

- Да, под общим.

- Ну, Михаил Михайлович. - я в недоумении - Знаю, что есть наркоманы, но оказывается, бывают и наркозоманы, - это мой Чулаки.

Мы смеемся, хотя ситуация вовсе не смешная, и даже странная. Получается, что за год с небольшим мой писатель третий раз лежит в больнице, и каждый раз операция, каждый раз наркоз (в центре зрения - трижды!)! Вспоминаю, что после неудачной попытки улучшить зрение в Глазном Центре, Чулаки говорил, как хорошо, что не решил оперировать оба глаза сразу, а уже примерно через месяц после выписки заявил: "Наверное, буду оперировать второй глаз" Я тогда ответила: "Стоит ли, очень большой риск, можно лишиться последнего зрения".

Сижу у писателя допоздна. Операция на следующий день. Созваниваемся с Ниной и она сообщает, что моя помощь больше не нужна, приезжать в больницу не следует. Но уже на следующий день после операции я рядом с моим кумиром. Михаил Михайлович чувствует себя хорошо, ходит, читает. На столе лежит книга Якова Гордина, исторический роман. Удивительно. Исторические романы Чулаки обычно критикует, авторов упрекает: негоже описывать чужую внутреннюю жизнь исторической личности с реальным именем и фамилией. Тем более, полагает Михаил Михайлович, никто не имеет права отождествлять себя с известными всему миру гениями, писать о них романы. Зря Толстой взялся за образы Кутузова или Наполеона, а Тынянов не имел права художественно описывать Пушкина...

В палате писатель по-прежнему один, дверь балкона приоткрыта, легкий ветерок треплет занавеску.

- Пора выписываться, Чулаки, взгляни за окно, какое лето!

У меня прекрасное настроение, я со смехом кружусь и мой кумир глядя на меня улыбается. А когда сажусь на край постели, - протягивает мне руку.

- Дать газету? Почитать?

Он отрицательно качает головой.

Я целую его руку, глажу мягкие седые волосы.

- Мой циничный мудрец, мой Ледяной Король..

Чулаки задумчиво произносит:

- А знаешь, где-то на Востоке есть такая реликвия: волос с головы порока Мухаммеда, всего один волос и все ему поклоняются! Вот что значит родиться в нужное время в нужном месте.

- Что поделать, дорогой писатель, вы не пророк Мухаммед, хотя с вашими заповедями в "Отшельнике" я вполне согласна. Вы - наш классик. Замечательный, талантливый, которого все любят, читают. Кому, как не вам знать, что печатное слово -- это маленькое бессмертие. Быть сотворцом Божьим -- это ли не счастье? Вам ли роптать?

Чулаки лежит, закрыв глаза, мне кажется, он о чем-то напряженно думает. Касаясь его лба, шепчу:

- Если б я могла заглянуть в твои мысли. Мой звездный странник.

При этих словах Чулаки вздрагивает, открывает глаза и смотрит на меня пристально. Мне показалось, что-то напугало его. Звездный странник -- это из "Харона". Размышляю: а ведь много лет назад меня к писателю толкнуло то же самое провидение, что и деда с шизоидной рукописью! "Хотела инопланетянина? Получай! Единственного звездного странника во всей Солнечной системе. Он это, не сомневайся" А я и не сомневаюсь. Начинаю обычную болтовню: