Любовь с первой строчки (СИ)

Боря отмахивается, но я не отстаю, и после долгого раздумья, сын вдруг сообщает:

- Хочу, чтоб здесь было много-много моторчиков! - При этом делает жест рукой, означающий, что вся комната должна быть заполнена моторчиками.

- Так вот, - заключаю я, если б сюда попал мой сын в трехлетнем возрасте, уж как бы он обрадовался такому количеству моторчиков! А вы, мастер, были бы просто волшебником.

Примерно через полчаса принтер собран и уже работает, - оказалось, сломалась какая-то незначительная мелочь. Мы все довольны: да, действительно, мастер - высший класс! Михаил Михайлович предлагает деньги, но хозяин отказывается: "За такие пустяки денег не беру"

Покидаем киберлогово, выходим на набережную Фонтанки, весело щуримся от солнца довольные тем, как быстро освободились. Садимся в машину, и Михаил Михайлович тут же притягивает меня к себе и целует так, словно с нетерпением ждал этого момента, и вот, наконец, дождался. Смотрим друг на друга, улыбаясь и я, все еще слегка ошеломленная, спрашиваю:

- Ну, а сейчас куда?

Еще утром, думая о предстоящей встрече, я почему-то представила, как мы поедем на кладбище, и потому услышав "давай съездим на Богословское кладбище" - я ничуть не удивилась. Мы уже давно научились чувствовать друг друга на расстоянии, не улавливать мысли, а чувствовать их как свои собственные.

Дорогу на Богословское кладбище мне не нужно показывать, мы ездили туда с писателем в прошлом, 2001 и в позапрошлом году. Помню, зажигали свечи и клали на могилу цветы. Я всегда покупала мои любимые ноготки, каждый цветок как ярко-оранжевое солнце с детского рисунка. Но на этот раз мы заехали в магазин и купили пакеты с землей, цветочные семена и детскую лопатку.

Находится Богословское кладбище в черте города, в конце Кондратьевского проспекта, дорогу туда запомнить легко, но вот могилу найти не просто. Это сейчас я туда пройду даже с закрытыми глазами, а тогда я шла за моим писателем, не задумываясь и не запоминая пути (может и задумываясь, но прочь гоня ужасные мысли).

Могила, к которой мы подходим, отличается от всех остальных: здесь ни креста, ни памятника, лишь шесть одинаковых черных камней, по виду гранитных, плотно прилегающих друг к другу. На каждом камне по букве: Ч У Л А К И. на первых четырех камнях надписи о захороненных здесь Чулаки: двух маленьких детей, умерших почти сразу после рождения, притом имя мальчика, брата писателя так же Михаил Михайлович, он умер после прививки. Еще на двух камнях выгравированы имена бабушки (по отцу) и мамы. Одна из них захоронена, все остальные кремированы.

- Ваша мама была рисковой женщиной - говорю я, - назвала вас так же, как умершего первого ребенка. Теперь вы обязаны жить долго, за себя и за него, две жизни.

Два последних камня с буквами К и И - без надписей.

Я надеваю перчатки, принимаюсь за работу: вырываю сорняки, высыпаю чернозем. Разравниваю. Михаил Михайлович убирает мусор, складывает в пакет и относит в контейнер. Говорит, что надо бы вырубить елочку, очень уж она быстро растет, как бы своими корнями не повредила могилу. Потом мы садим цветы, вернее семена в приготовленный грунт. Михаил Михайлович садит один сорт цветов, а я - другой, присыпаем все землей, поливаем водой из канистры.

- Вот как быстро и аккуратно мы все сделали, - писатель выпрямляется и внимательно смотрит мне в глаза.

Мы надеемся приехать сюда летом и посмотреть, как взойдут наши цветы. А пока стоим, прислонившись к оградке. Михаил Михайлович обняв меня за плечи, рассказывает, как они с Ниной однажды хоронили здесь кошку. В это время неподалеку от них находился мужчина, и он все время подозрительно поглядывал в их сторону, очевидно, недоумевая, что могут закапывать эти двое, уж не клад ли? И, когда в следующий раз Чулаки приехал на кладбище, то к своей большой досаде увидел истоптанную и разрытую могилу.

- Но как он должен быть разочарован своей находкой! - заключил Михаил Михайлович.

Я в свою очередь рассказываю писателю о телепередаче про Англию, там недавно начали практиковать так называемые экологические кладбища: людей хоронят в прессованных торфяных гробах, в лесу, без памятников и надгробий.

- Ну и правильно, - говорит Михаил Михайлович, - так и нужно делать. Главное - это память. Если человека помнят, значит он жив, а если забывают - никакой памятник не поможет.

Идем на выход, и Чулаки спрашивает меня, смогу ли я вернуться и найти могилу, на что я отвечаю: нет, не смогу, меня нужно вести за руку...

* * *