Любовь с чистого листа

Я кладу ладонь ему на грудь, сочувственно поглаживая. Тяжело видеть его таким напряженным. Эта футболка не прикрывает пятна на коже Рида — то, что я увидела неделю назад, и еще одно на локте другой руки. Он не прячет их, и, с одной стороны, это мило, но с другой, это очевидное напоминание о том, что он открыл мне вчера вечером: псориаз обостряется во время стресса, а главная его причина — работа.

— Твоя работа… — я немного кряхчу и опускаю взгляд на свои руки у него на сердце. — Ты поэтому уезжаешь из Нью-Йорка?

Боковым зрением мне видно, как он сжал свой телефон.

— Да, — отвечает он сухо. Мрачно. А после долгой паузы добавляет: — Я согласился завершить одно дело, но потом…

— Потом ты уедешь.

Это не вопрос, и он не отвечает. Мне ничего не остается делать, кроме как сидеть в тишине, ощущая ладонью ритм его сердца и с усилием воображая, как мое собственное вырывается из тех цепких объятий.

— Я могу уйти, — произношу я через несколько секунд, и телефон Рида пикает еще дважды. — Если тебе нужно вернуться к работе.

Я не играю в мученицу и не жалею себя, просто у Рида и правда, судя по всему, много дел по работе, я его не виню. В конце концов, у меня самой есть работа — мои наброски, волна новых ощущений в руках и в голове, а еще решимость расставить точки над i с Сибби и Ларк. Об этом нельзя забывать, чтобы помнить: Рид — это временное увлечение, всегда им был, и не важно, что произошло между нами сегодня.

Тут Рид нажимает кнопочку сбоку на телефоне и кладет его на плоский подлокотник дивана. Освободившейся рукой он обхватывает мое бедро и осторожно тянет на себя, пока я не оказываюсь у него на коленях, широко расставив ноги, с задранной до талии футболкой.

Непослушные волосы падают мне на грудь и лицо, Рид отбрасывает их за плечи, и от его касаний по коже головы идут мурашки.

— Работа подождет, — говорит он, и я улыбаюсь, втайне радуясь, что день еще не окончен.

— Правда?

— Правда, — повторяет он, только уже не сухо и мрачно. А затем кладет руки мне на поясницу, притягивая к себе.

— Останешься сегодня?

Вместо ответа я целую его. Когда мы наконец прерываемся, его губы остаются в считаных миллиметрах от моих.

— Ты лучшее, что есть в этом городе, — шепчет он, я прикрываю глаза и снова целую его, про себя повторяя, что смогу держаться в рамках этой л-а-с-к-и, что другая, необузданная «Л» ни за что не раздробит мне сердце, когда он уедет.

Глава 14

— Ух ты, Мэг, мне нравится.

Лашель в глубине магазина очень серьезно и сосредоточенно рассматривает мои новые наброски для «Счастье сбывается». Больше всего мне не терпится поработать над ними: в «Счастье сбывается» хотят, чтобы один из вариантов оформления на год был в растительной тематике, которая долгое время вызывала у меня особый ступор. В марте и апреле я погрязла в весенней депрессии, так что любой растительный мотив выходил из-под моей руки скучным, банальным, слишком похожим на то, что я делала для других клиентов.

Но однажды утром воскресенья — а если точнее, тем самым утром почти две недели назад после потрясающих дня и ночи в кровати с Ридом — я проснулась, осененная идеей. В моих растительных мотивах будут не цветы, — в них будут деревья. Двенадцать месяцев, вдохновленные деревьями Проспект-парка — почти двести видов, если верить сайту парка. Я днями исследовала фотографии, рассматривала их стволы, ветви и листья, чтобы создать новую азбуку, которую можно использовать на месячных разворотах. Еще не все продумано, но чувствую: я уже очень близко.

— Никто больше не додумается нарисовать деревья, — говорит Лашель, что я в принципе ожидала услышать, потому что на прошлой неделе наконец рассказала им с Сесилией про «Счастье сбывается». Сесилия радостно и восторженно поздравила меня, а Лашель, ну, тоже порадовалась секунд десять. А потом соревновательность взяла над ней верх, и с тех пор она взялась продумывать стратегию, решать, какие из набросков могут претендовать на победу, а какие нет. Два дня назад она прислала мне в сообщении имя мастера по леттерингу из Сан-Франциско, кто, по ее мнению, может выиграть. Он ничего ВРОДЕ КАК, написала она, но ты лучше.

— Да, — говорит она, кивая. — Мне нравится.

— Но не «очень» нравится, — говорю я, и она смотрит на меня, недоумевая от этого уточнения.

Может быть, это даже правильно. Я слишком много думаю о чувствах, а слово Л-А-С-К-А и вовсе повторяла про себя две недели подряд, старалась сжиться с ним, не дать ему развиться в нечто большее.