Любовь с чистого листа

…Я содрогаюсь, крича от наступившего облегчения, затем он напрягается внутри меня и тоже вздрагивает. Мы приходим в себя — потные, еле дышащие, все еще сплетенные вместе — и я чувствую насыщение и приятную вымотанность. Я так рада снова быть с ним, что неосознанно вожу пальцем по его спине, все вырисовывая ту обхватившую сердце «Л» — начало чего-то особенного, редкого и прекрасного.

И еще рано думать, сможем ли мы завершить.

♥ ♥ ♥

Я просыпаюсь в свете дня. Одна.

В прохладе и тишине спальни Рида, на свежих простынях с запахом чистоты и бассейна, под тяжестью темно-синего покрывала на обнаженном теле. Лучше бы он был рядом, лучше бы эта тяжесть была его рукой у меня на талии, лучше бы потянуть усталые мышцы, прижавшись к его сильному, стройному телу.

Хотя проснуться одной тоже неплохо. Одной можно не стесняться румянца на щеках и волны воспоминаний о том, что было между нами и как: страстно, жестко, откровенно. Одной можно закрыть руками лицо и расплыться в головокружительно счастливой улыбке. Одной можно забавно вильнуть телом, радуясь нашему первому разу… а потом еще двум (Рид, как оказалось, «действительно хочет этого») и предвкушая, что еще ждет нас впереди.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоить тело, и наконец осматриваюсь. Здесь довольно пусто, почти аскетично; вспоминаю, что говорил Рид об этой квартире в те яркие и сладкие минуты разговора после секса, пока я не задремала: «Я переехал сюда уже после, — сказал он, опустив имя Эйвери. — Никогда не считал эту квартиру домом». В углу стоит узкий комод, но большую часть спальни занимают кровать и тумбочка. Кроме моей одежды, теперь аккуратно сложенной на комоде, смотреть особо не на что. На тумбочке из гладкого, почти черного дерева только матовая стальная лампа и книга в твердом переплете и глянцевой обложке с ярлыком из библиотеки на корешке. Наклоняюсь, чтобы прочитать название — «Остров в центре мира» — и заглядываю под обложку. По заголовку и положению тонкой серой закладки (конечно же, Рид читает с закладкой), торчащей сверху, можно понять, что Рид на середине исследования истории Манхэттена под властью Голландии в семнадцатом веке. Закрываю книгу и зарываюсь в подушку, думая, можно ли кончить, просто представив, как Рид по вечерам в этой большой кровати читает библиотечную книгу о городе, в котором не видит ничего — кроме меня, возможно, — хорошего.

Спустя пару мгновений тишина и суровый аскетизм комнаты начинают давить, будто я здесь только временный непрошеный гость. Смотрю на свою одежду на комоде, прислушиваюсь к звукам за дверью спальни. Может, он куда-то вышел и надо ловить момент, пока не наступила типичная неловкость после секса. Оставлю ему записку, пусть позвонит, когда захочет…

«Нет», — говорю я себе, оживляя в памяти образы и ощущения этого утра. Резко сажусь и кубарем скатываюсь с кровати, приглаживаю ворох наверняка сильно распушившихся волос и тянусь к стопке одежды, игнорируя все, кроме своей одолженной Риду футболки. Я надеваю ее и выхожу в гостиную, босиком ступая по холодному гладкому паркету, мои ноги покрываются мурашками. Он сидит на низком темно-сером угловом диване, на котором, должно быть, ужасно дремать или спать после бурной ночи с выпивкой и драками. Он одет по-домашнему — светло-серые спортивные штаны, белая футболка, — но сидит при этом зажато, держа в руке телефон, раздраженно пролистывает что-то на экране большим пальцем, который всего несколько часов назад так нежно гладил меня.

— Привет, — говорю я.

Он тут же поднимает голову, перестав листать экран. Его взгляд полон нежности и радости, на лице возникает улыбка с фирменным изгибом, — все это помогает мне отбросить сомнения, приятно ли ему мое присутствие.

— Почему ты меня не разбудил? — спрашиваю я, идя к нему, довольная тем, как он на меня смотрит, как протягивает руку к моей и сажает рядом с собой. Этот неудобный диван спасают только объятия Рида; я перекидываю ноги ему через бедро, греясь о его теплую кожу, а он обхватывает меня одной рукой.

— Ночью мне удалось поспать дольше тебя, — отвечает он и целует меня в висок, глубоко дыша. От легкости и естественности момента мое сердце снова сжимается в крепких объятиях этой прекрасной «Л».

Затем в его руке звонит телефон, Рид запрокидывает голову и устало закрывает глаза.

— Ты вчера многое пропустил, да? — спрашиваю я. Он почти незаметно кивает, черты лица его становятся жестче и мрачнее, не сдержавшись, я провожу кончиком пальца по его лбу: от линии роста волос до переносицы, — а затем ниже, по изгибу носа и к нежным бугоркам губ. «Ах, какое лицо», — мечтательно думаю я, любуясь им.

Он снова кивает, напрягая челюсть.

— Кажется, оставить телефон дома было плохим решением.