Любовь под прицелом. Рикошет

– Значит ли это, что больше никто не попытается меня убить, и мне можно больше не сидеть в четырёх стенах целыми сутками? – взволнованно спросила Лера, как будто только сейчас это осознавать начала.

– Можно, – кивнул генерал, и уголки его губ приподнялись в подобие улыбки.

– Но это уж точно не значит, что тебе можно и дальше заниматься журналистикой, – на всякий случай уточнил я. – Если тебе так нужен адреналин, иди вон с тарзанки или с парашютом попрыгай. Чтоб я тебя и близко к границам России с другими странами не видел, ты меня поняла?

– Но я с детства мечтала писать… – по-детски надула губы.

– Вот и пиши научную фантастику или романы какие детективные, – отрезал. – Как будто на твоей журналистике свет клином сошёлся. Даю тебе честное слово, Лер: если узнаю, что ты снова куда-то влезла, собственноручно тебе задницу надеру – доходчиво объяснил?

– Доходчивее не бывает, – буркнула та в ответ.

– Вот и чудненько.

Повернув голову, снова наткнулся на внимательный взгляд генерала.

– Генеральская дочь и наёмный убийца… – тяжело вздохнул он. – Как в плохом анекдоте.

– Бывший наёмный убийца, – возразил я.

– Убийцы бывшими не бывают, Костя. Максимум, на что они способны – сменить род деятельности и убивать во благо, но делать это окончательно не перестают.

Я прищурился, но вовсе не от злости: был один секрет, о котором не знал никто кроме меня, Эда и тех, кого я за все годы бытности киллером устранил, и который в корне меняет абсолютно всё, но генерал к нему сейчас явно не готов. Возможно, я поделюсь им позже, когда тот созреет для открытого диалога, а сейчас просто поинтересовался:

– Мне стоит воспринимать это как ваше «нет» нашим отношениям? – нахмурился.

– Даже если бы я был против, можно подумать, меня кто-то из вас стал бы слушать, – поворчал, судя по всему, для видимости Теплинский.

Я прикусил губы, но они всё равно разъехались в саркастичной ухмылке.

– Уже называть вас папой?

К нашему общему с Леркой удивлению генерал мой юмор воспринял по-другому.

– Это меньшее, чем я могу отплатить тебе за то, что ты спас мою дочь и продолжаешь защищать её, так что… да, можешь называть папой, если тебе так хочется.

Над вытянувшимся лицом моей малышки – теперь она официально моя – тянуло расхохотаться, но я чудом сдержался и только притянул её к себе ближе.

Кажется, жизнь начала налаживаться.

Глава 19

С Костей мы не виделись уже около недели, несмотря на то, что я теперь не под домашним арестом и могла свободно передвигаться по городу, а ему отец дал добро на наши отношения, хотя не то чтобы его кто-то об этом спрашивал... О причинах он упомянул как-то вскользь – человек, кому была нужна моя смерть, сам на тот свет отправился, и его тело теперь пытаются всякие разные службы себе прикарманить, ибо слишком многим он дорогу перешёл. А те, кто раньше под ним ходил, вроде как начали вошкаться и, никем не контролируемые и неорганизованные, могли много проблем создать, так что команду Кости – Мультики, так он их вроде назвал, – перебросили куда-то за Кавказ, чтоб они там порядок навели и особо неспокойных усмирили.

А я снова «сиди на попе ровно до моего приезда» и чувствуй себя не то женой декабриста, за которым последовать хочется – такие сюжеты пропадают, ё-моё! – не то девушкой, которая своего парня из армии ждёт. И я вроде как обещала клятвенно и впрямь сидеть, но моя журналистская сущность очень громко возмущалась, потому что не для неё это – всё веселье пропускать. С другой стороны, стоило только напомнить ей, чем обернулась последняя вылазка, как она малость присмирела и дала, наконец, мне отдохнуть, хотя периодически всё же включала сирену.

Почти сразу после «освобождения» я вернулась в свою городскую квартиру, потому как жить с папой-генералом под одной крышей то ещё удовольствие. Я и Костю с собой перетянуть пыталась, но он заладил что-то про то, что должен собственное жильё иметь в его-то возрасте, а то несолидно и несерьёзно и куча всяких других слов, но я так и не поняла, из-за чего он напрягся. Моя квартира всё равно свободна, большую часть времени пустовала, потому что меня вечно где-то носило, но не теперь, видимо. Однако парень мне достался весьма упёртый, но я и не настаивала: хочет своё, кровное – ради Бога.

Такие мужчины все принципиальные.