Любовь по соседству

Мы все повернулись, чтобы посмотреть в сторону, где стоял Эш, положив руку на плечо Ловкача в явной демонстрации поддержки. Ловкач выглядел опустошенным. Настолько опустошенным, что я спрятала дрожащие губы, кусая их. Лола подбежала к нему и бросилась обнимать его, говоря:

— Мне так жаль, малыш. Ты должен был мне сказать. Я могла как-то помочь.

Так Ловкач и Лола стали вновь Ловкачом и Лолой. Ловкач даже улыбнулся.

Любой желающий мог понять, что вечер закончен, и я действительно больше не была в настроении для пиццы. Я пошла в комнату Сиси и попрощалась со всеми. Не заботясь, что кто-то видит, подошла к Эшу, который до сих пор был с ключами в руке. Он положил руку мне на плечо, я обняла его за талию, и мы поехали.

После того, как мама и дочь Тины умерли, я сказала себе, что буду просыпаться каждое утро с хорошим настроением. На протяжении месяцев после того, как их не стало, я повторяла мантру: «Я буду благодарна за этот день», потому что соль в том, что ты думаешь, у тебя есть время. Погружаясь в повседневную рутину, мы забываем расслабляться и просто жить настоящим моментом. Мы должны считать наши радости, а не проблемы. Все в жизни с чем-то борются. Иногда ты не поймешь, пока человек сам тебе не покажет.

Это приводит нас к настоящему моменту.

Даже не спрашивая разрешения, я следую за Эшем в его квартиру, прохожу мимо него в его комнату, к кровати, и падаю вперед лицом. Меньше, чем через десять секунд, я чувствую, как его кровать прогибается. И, очевидно, не зная, что говорить, мы лежим в темноте в уютной тишине, застряв в собственных мыслях.

Через некоторое время, думая о случайных вещах, я поворачиваю голову в сторону и говорю шепотом:

— Не дай мне уснуть, хорошо?

Через зевоту Эш отвечает:

— Хорошо, детка. Поговори со мной.

Радуясь, что он хочет, чтобы я осталась, я говорю. Рассказываю ему о детстве. Как я росла в Хорватии. О случае, когда Елена запихала кошку в холодильник. Как мама делала мне palačinke — хорватские блинчики, каждый раз, когда я приходила домой. Что мой папа знает, как ругаться на восьми языках. О моей первой школьной любви.

— И он был таким ослом. Он сказал всем, что трахал меня, и что я была бревном. Если бы могла, я бы трахнула саму себя, потому что я хороша.

С каждым словом, которое я говорю, мои глаза постепенно закрываются. Каким-то образом мы переплелись друг с другом. Эш прижимает меня к груди, уткнувшись носом в мои волосы, вдыхая меня. Я напоминаю ему:

— Не дай мне уснуть, хорошо?

Он хрюкает в подтверждение, поэтому я слабо продолжаю:

— Потом я увидела его через некоторое время, и он говорил мне, как хорошо я выгляжу, и что хотел бы пригласить меня на свидание... — Через зевоту, я продолжаю, едва держа глаза открытыми и нечленораздельно говоря: — ... и мне все равно, мудак...

Все становится черным.

Отбой.

Семнадцатая глава

Пижамная вечеринка

Что-то теплое прижимается ко мне и тихо вздыхает, затем прижимается еще ближе к моей груди.

Какого черта?

У меня занимает время, чтобы открыть глаза, но когда я это делаю, я почти пугаюсь.

Солнце всходит.

Я хмурюсь в полной растерянности. Я не помню, что просыпался ночью. Мое тело не болит и не напряженно из-за ночных кошмаров, которые преследуют меня каждую чертову ночь в моей жизни. Наверное, потому что их не было прошлой ночью, и, когда я опускаю взгляд, думаю, что нашел причину.

Она выглядит такой красивой.

Невинной.

Я усмехаюсь... Я знаю, что Нат какая угодно, но не невинная, но она действительно выглядит такой прямо сейчас.

Не желая разбудить ее, хватаю свой мобильный телефон с тумбочки и отключаю будильник. Еще рано, нет и шести утра. Так аккуратно, как могу, я беру девушку за руку, обнимающую меня, перемещаю ее вверх и откатываюсь на другую сторону.

Ну, это было просто.

Встав, я внимательно смотрю на нее. Она выглядит такой крошечной на моей постели. Ее огненно-рыжие волосы контрастируют на фоне моих синих подушек и одеяла.

Красавица.

Запуская руку в волосы и качая головой в недоумении, я иду на кухню, чтобы сварить кофе. Когда заканчиваю с кофе, мои брови поднимаются в замешательство, и я вздыхаю.

Это нехорошо. Последнее, что мне нужно, стать более привязанным к Нат. Я забочусь о ней, и я знаю, что она тоже заботится обо мне, бл*дь, как друг. Мне просто действительно не нужно это дерьмо прямо сейчас.

«Что насчет нее?»

Она не потерпит оскорблений от меня.

«Все гораздо сложнее, и ты понимаешь это».

Мой телефон гудит, вырывая меня из моих мыслей. Наклонившись вперед, я проверяю дисплей, и мое доброе утро превращается в дерьмовое. Я снова наклоняюсь и отклоняю вызов. Почему она все равно звонит мне? Я никогда не отвечаю на ее звонки. Ник всегда говорит мне сменить номер, но я чертовски принципиален, чтобы сделать это. Она не должна звонить. Я не должен ничего менять, только потому, что она не может отпустить. Черт. Я не хочу видеть ее или слышать то, что она хочет сказать. Поезд ушел.