– Нет! – грубо разрушил эту идиллию хрипловатый женский выкрик, заставив меня дрогнуть и испытать прилив непонятной тревоги. – Нет! Он предназначен для меня! Ты не имеешь права!
Встревожившись еще больше, я попыталась выглянуть из-за плеча Таалу, но моран не позволил – закрыв меня собой, он ласково коснулся губами моего лба и успокаивающе сжал мою руку. Словно говоря: не волнуйся, тебя это больше не касается.
– Успокойся, девочка, – насмешливо отозвалась госпожа Тейлара. – Как прорицатель со стажем, могу заверить, что ни для одного из смертных не существует ни предопределенности, ни предназначения, в которые вы так любите верить. Все, что видят оракулы, это лишь осколки будущего, и прореченное может никогда не случиться. А все, что нам дано – просто сделать выбор, который и определит нашу дальнейшую судьбу.
– Ты лжешь! – взвыла на одной высокой ноте моранка, все-таки заставив меня оторваться от Таалу. – Лжешь! Лжешь! Лжешь, старая ведьма!
Вот уж когда меня по-настоящему зацепило: моя мать была какой угодно, только не старой. Богиня милостива к своим жрицам, так что госпоже Тейларе и сейчас нельзя было дать больше тридцати пяти.
Впрочем, настоятельницу ничуть не тронули эти истеричные вопли – на нелепые обвинения она только рассмеялась:
– Бедная девочка, ты даже не в силах оценить услугу, которую я тебе оказала. Не далее как через два года тебя ждет смерть в супружестве. Как и твоего первенца, а за ним – и второго ребенка. Тебе не дано стать супругой владыки. Смирись.
– Нет! – зло прошипела леди Шиис, безжалостно сдирая с головы свадебный намет, а затем разрывая его в клочья. Да с такой яростью, что я невольно ее пожалела. Если бы не зелье, которое, кстати, я ей недавно дала, она бы не реагировала столь бурно. Ну, позлилась бы. Погоревала, конечно. Быть может, прокляла меня в надежде, что хотя бы одно из «пожеланий» однажды сбудется. И на этом, пожалуй, все.
Однако сейчас в ее крови бурлила адская смесь из вошедшего в силу любовного зелья и подогреваемой им ненависти. На ее глазах какая-то ведьма смела обнимать ЕЕ мужчину! Того, который именно сегодня, сейчас, виделся ей совершенным, предназначенным лишь для нее одной. Того, на кого она как прошедшая все испытания невеста имела полное право. Но кто посмел от нее отказаться ради того, чтобы хотя бы на час стать ближе к проклятой чужачке? И этим причинил такую боль, что ее сложно переоценить.
– Ненавижу-у! – хрипло прошептала отвергнутая невеста, окидывая полубезумным взглядом погруженный в полутьму зал. – Всех вас теперь ненавижу!
А потом мстительно улыбнулась и, посмотрев куда-то в сторону, так же хрипло каркнула:
– Умрите!
К несчастью, Таалу стоял спиной к трону, поэтому не мог видеть, как в полуоткрытом проеме, через который я недавно пришла, что-то тускло блеснуло. А у меня не осталось ни времени его предупредить, ни возможности что-либо исправить.
Все, что я смогла, это вывернуться из объятий стремительно повернувшегося морана и с силой оттолкнуть его в сторону, чтобы сорвавшийся со стальной тетивы арбалетный болт не пробил не защищенное доспехами тело. После чего рвануться в сторону и вздрогнуть от боли, когда что-то с силой ударило меня в плечо, отшвырнув прямо на окрасившийся алыми брызгами трон, рядом с которым терпеливо ждала моего приказа молчаливая, до сих пор никем не замеченная метла.
От удара у меня перехватило дыхание, в ушах загудело, поэтому я не услышала поднявшегося в зале крика. Если честно, я в тот момент вообще об этом не думала – это стало просто не важно. Все, что меня тогда интересовало – требовательно ткнувшаяся в руку, отполированная до блеска рукоять. И хлынувшее от нее ощущение небывалой силы, позволившее мне не рухнуть без памяти, а вполне уверенно подняться на ноги и, взвесив метлу на ладони, с силой швырнуть ее в стрелявшего на манер самого обычного копья.
Видел ли кто, что прямо в полете моя невзрачная метелка ощутимо вытянулась и истончилась, сбрасывая ненужные прутики, я не знаю. Как не знаю, понял ли кто-то из присутствующих, отчего деревянная рукоять внезапно приобрела подозрительный металлический блеск. Но вот то, что она с легкостью пробила толстенную каменную перегородку, не заметить было сложно. Как и свесившегося с той стороны, пришпиленного к стене, словно бабочка, стрелка, которого рассвирепевшая По нанизала на выскочившее из рукояти острие без всякой жалости.
Всего миг она дрожала в стене, издавая неприятное гудение и разбрызгивая по сторонам злые искры. После чего, не дожидаясь приказа, самостоятельно высвободилась и, скрежетнув напоследок по камню серпообразным острием, быстрее молнии нырнула обратно в мою ладонь.