Любовь не выбирают

Только он и я. Лишь волшебное и неповторимое «вместе». Пожалуй, ради такого стоило отказаться даже от долголетия и даруемых матерью-богиней привилегий. Да что там! Я была готова рискнуть абсолютно всем ради одного-единственного дня с мужчиной, которого так долго искала! Точно так же, как собирался рискнуть он, хорошо понимая, что только этот единственный, но прекрасный день нам суждено провести вместе.

– Да, – без колебаний ответила я и снова улыбнулась. – Даже замуж за тебя пойду, хотя вечность вдвоем – это намного лучше.

Моран на секунду прикрыл веки и с невыразимым облегчением выдохнул.

Но стоило ему наклониться, как меня словно обожгло дурным предчувствием. Чувство опасности взвыло сиреной, перед мысленным взором замелькали уже знакомые, ужасающе реальные картины, но понять, откуда исходит угроза и как ее предотвратить, я не успела.

Таалу вздрогнул всем телом, словно его ударили в спину, и выгнулся от боли, издав болезненный полустон-полурык. Его голова запрокинулась, глаза широко распахнулись. Застывшее лицо помертвело. А из распахнутого рта неестественно медленно поползла вниз тоненькая алая струйка.

Всего мгновение он стоял, покачиваясь на широко расставленных ногах и силясь что-то сказать. После чего как-то разом осел и медленно опустился на колени. Под раздавшийся где-то неподалеку хриплый, похожий на воронье карканье хохот и торжествующий, полубезумный выкрик:

– Он мой! И всегда будет только моим!

Глава 19

Это было словно в дурном сне… в том самом проклятом кошмаре, который в последнее время упорно преследовал меня по ночам. Запрокинутая голова, посеревшая, истончившаяся кожа и стремительно угасающий, пробирающий до самой души взгляд, в котором горечь переплелась с обреченным пониманием и стремительно зарождающимся ужасом.

– Уходи! – прошептал повелитель моранов, глядя на меня широко раскрытыми глазами. – Уходи, Нора! Больше мне не сдержать Смерть! Скоро ее здесь станет слишком много!

– Таалу! – крикнула я, падая вместе с ним на колени, и чуть не взвыла, когда обхватила его одной рукой за спину и нащупала торчащую под левой лопаткой рукоять ножа. Того самого, ритуального, который обезумевшая от ярости леди Шиис всадила в него до упора.

– Он мо-о-о-ой! – хрипло выкрикнула эта дрянь, когда в груди повелителя что-то нехорошо заклокотало, а стекающей по подбородку крови стало еще больше. После чего девица снова оглушительно расхохоталась. Каким-то исступленным, нечеловеческим, каркающим смехом, который никак не мог принадлежать разумному существу.

Не обращая на нее внимания, я торопливо приложила ладонь к груди морана, направив в него всю благодать, которой владела, а второй ухватилась за рукоять ножа, планируя вытащить его, как только станет ясно, что рана готова закрыться. Одновременно с этим истово взмолилась богине, надеясь, что она не откажет в помощи.

Однако время шло, кровь все текла и текла, а впавший в беспамятство повелитель выглядел едва ли не более скверно, чем минуту назад.

– Наш свет на него не действует! – в ужасе прошептала я, поняв, что моя благодать соскальзывает с владыки, как вода с прибрежного валуна. – Что мне делать?! Пожалуйста, мама, помоги!

– Боюсь, это не в моих силах, – глухо отозвалась госпожа Тейлара. – Не забывай: я сложила свои полномочия несколько лет назад. А смертельная рана – это удел сильнейшей.

Я стиснула зубы, надеясь, что у нас еще есть какой-нибудь выход, но через пару минут была вынуждена признать: исходящий от меня свет не мог помочь умирающему владыке – мы были слишком разными. Имели различных покровителей. Владели противоположной по знаку силой, из-за чего даже сейчас, когда Таалу стал слаб, мой свет не приносил ему ни вреда, ни пользы.

Повелитель однажды сказал, что моя магия на него не действует. Но я тогда решила, что это касается лишь боевых заклинаний. А получается, что мой свет и в целительстве для него бесполезен? Точно так же, как на меня не подействовала его тьма?

Безумный смех леди Шиис взвился под самый потолок, заставив меня поднять голову и невидящим взором уставиться на размеренно раскачивающийся на краю пирамиды силуэт в развевающихся белых одеждах. Какое-то время я еще смотрела на исказившееся лицо убийцы, на ее распахнутые, неестественно блестящие глаза, болезненно искривившийся рот, скрюченные пальцы, которыми она держала второй ритуальный нож… и даже не вздрогнула, когда полоумная моранка с пронзительным воплем прыгнула с места, целясь этим ножом мне в горло, а загородившая ей дорогу настоятельница сокрушенно покачала головой и коротко взмахнула боевым посохом.

Несостоявшуюся супругу повелителя сбило с ног и как пушинку сбросило с огромной пирамиды. Но я не стала смотреть на ее бесславную кончину. И даже не вздрогнула, когда через пару томительно долгих секунд внизу раздался отвратительный мокрый шлепок.

Обняв хрипло дышащего Таалу за плечи, я бережно уложила его на каменный пол – так, чтобы не сдвинуть лезвие ножа в ране, и, ласково погладив по щеке, прошептала:

– Я спасу тебя, Таалу. Только не мешай, ладно?