Любовь насмерть

Но чем дольше я обдумывал свой визит в клинику, тем гаже становилось у меня на душе. Да что там. Я презирал себя!

Нет-нет, решил я, я не стану дурно говорить о женщине, какой бы она ни была. Но Туманову расскажу, где Ольга. Пусть знает, что она жива и здорова и находится в безопасности. И тогда он сам решит, как ему поступить. Я удивился тому, что Фима ему до сих пор не позвонил. Что он так увлекся расследованием, что начисто забыл о страданиях нейрохирурга, а ведь он живой человек и по-своему любит и жалеет свою молодую жену.

Я прибрался в квартире, почистил ковер, вернул на место диванные подушки (вообще непонятно, зачем понадобилось их бросать на пол!), с каким-то брезгливым чувством сорвал с кровати простыни и сунул их в корзину для грязного белья. Постелил свежее, пахнущее ванильным кондиционером, солидные запасы которого хранились в моей кладовой еще со времен нашего брака. В сущности, этим горьковато-ванильным духом была пропитана вся моя супружеская жизнь, и меня подташнивало от этого неистребимого запаха. Я дал себе слово в самое ближайшее время избавиться от этих больших пластиковых бутылей и вышел из дома, заперев двери на все замки.

Я вызвал такси и отправился в клинику к Туманову.

Я нашел его в хирургическом кабинете, где ему заканчивали делать перевязку, вернее, клеили на скулу полоски тонкого прозрачного пластыря. Туманова кто-то крепко приложил! Его избили, ударили по лицу! Он сидел бледный, с красными пятнами на лице и шее, и казался растерянным и похожим на большого перепуганного ребенка. Глядя на белый эмалированный медицинский лоток в форме почки, наполненный пропитанными кровью нейрохирурга ватными тампонами, я вспомнил кровь на своем ковре и подумал, что моя история так же, как и вата, набирает все больше крови. Что это, совпадение – разбитая физиономия Туманова?

Еще я удивился тому обстоятельству, что меня так легко пустили и в отделение нейрохирургии, где я искал моего доктора, и даже в кабинет, где ему оказывали помощь. Возможно, в клинике произошло какое-то нападение на доктора, и меня воспринимали как человека ему близкого или даже следователя. Должно быть, у меня в тот момент было серьезное, внушающее доверие лицо. Как хорошо, что никто, кто попадался мне на моем пути в клинике, не мог читать мои мысли (как часто я об этом думаю и радуюсь этому обстоятельству!), а то бы все узнали о том, какой я на самом деле мерзавец, под маской художника совративший его сожительницу.

– Кто вас так? – вырвалось у меня, и он приложил палец к своим губам, словно мы были заговорщиками и никто посторонний не должен был знать то, что знаем мы оба. Конечно, у нас же была одна тайна на двоих – Ольга. Вернее, даже две Ольги. Он мог бы, к примеру, запросто сказать, что на него напал обезумевший пациент или его родственник, или что-нибудь в этом духе. То есть поделиться информацией, которую знала вся клиника. Значит, не пациент.

– Все, готово, – любуясь на свою работу, сказала девушка в бирюзовой медицинской пижаме, сквозь которую просвечивало ее белое белье. У нее были губы яркого морковного цвета и широкие скулы, усыпанные крупными веснушками. Должно быть, ее здесь все любят, подумал я, глядя на ее стройные бедра, обтянутые тонкой материей.

Мы с доктором вышли в коридор и тут он, словно мы были знакомы сто лет, сказал:

– Представляешь, она ворвалась ко мне в кабинет, набросилась на меня и принялась хлестать по лицу! А у нее кольца на пальцах с камнями, смотри, она порвала мне кожу!

– Кто она? – Я выглядел глупо, ведь он доверился мне, а я, как бы посвященный в его жизнь друг, не сообразил, о ком именно идет речь.

– Ольга!

Я вспыхнул, представив себе, что Ольга сбежала из костровского дома и примчалась в клинику своего бывшего (или настоящего) мужа, чтобы надавать ему пощечин.

– Ольга? Твоя Ольга?

– Ох, нет… Что ты такое подумал? Другая Ольга, Вторая. – И тут он стал мне еще ближе. Ну конечно, он имел в виду Вторую Ольгу, мало того что он назвал ее так же, как назвал ее и я про себя, так еще он точно обозначил, что она стоит все же на втором месте после Ольги Первой.

– Ты изменил ей? – Я представил Туманова целующимся с какой-нибудь хорошенькой медсестрой или докторшей с морковными губами. Что поделать, я всех мужчин судил по себе! А чем еще заниматься в тишине ординаторской в минуты затишья во время ночного дежурства, как не развлекаться со скучающими и такими соблазнительными (и доступными, в чем я мог убедиться, когда был пациентом, но это уже другая, старая история) сестричками или докторшами?

– Господь с тобой, – замахал руками Туманов, а я все никак не мог нарадоваться, что он незаметно перешел на «ты». – Я никогда и никому не изменял.

– А Ольге?

– Это другое. Просто мне надо было прийти в себя, в норму. После того, как моя Оля… – тут он взял меня за локоть и повел по длинному голубому коридору к лестнице, – …меня бросила, когда я узнал, что она живет в доме Селиванова, я вообще не знал, как мне жить, я не мог оперировать, у меня началась жуткая депрессия. Мои друзья посоветовали мне найти женщину. Вот так, брат.