Стиль бельканто возник в ответ на вызов музыкальной эпохи классицизма, следовавшей за барокко. Музыка барокко появилась в конце эпохи Возрождения. И в изобразительном искусстве, и в архитектуре периода барокко появились пышные, вычурные формы, музыка стала затейливой, игра на музыкальных инструментах усложнилась, родилась опера, а с ней – потребность в новых вокальных приемах. К переходу в классицизм появились композиторы, такие как Беллини[76], Доницетти[77], Россини[78], которые стали певца провоцировать на более плотный звук, добавив оркестрового наполнения в произведения. Оркестр до бельканто – это восемнадцать-двадцать человек, исполнявших музыку на жильных инструментах. Жилы дают очень красивый и довольно слабый тон. Первые оперы исполнялись в салонах, в дворцовых помещениях, даже довольно больших, но дворец есть дворец, там акустика такова, что музыка звучит как в церкви. И певцы работали в кастратной манере. Кастратам-премьерам, которые пели очень мягко, подвешено, развивая чудеса техники до четвертой октавы, не нужен был плотный оркестр. С новыми веяниями в начале XIX столетия стали строить настоящие итальянские театры. Старая итальянская школа пения претерпевала изменения: кастраты верхние ноты пели фальцетом, они начинали с переходных нот, пели фальцетом, достигая каких-то невероятных высот, но без опоры на грудь. Тогда же, когда оркестр увеличился и возник новый репертуар, потребовалось более громкое звучание вокала, и первым, кто стал исполнять партии с опорой на грудь, был французский певец по фамилии Дюпре, именно он соединил верхние ноты с грудным резонатором. Постепенно это искусство стало распространяться, такой прием взяла на вооружение новая итальянская вокальная школа.
В эпоху Беллини и Доницетти кастраты еще продолжали петь. Но драматическая линия оперы, ставившейся все чаще по сюжетам античных трагедий, потребовала большей выразительности, другой страсти, другого посыла. Беллини и Доницетти добавили эмоций и добавили звучания. Оркестр увеличился до сорока человек – а это уже совершенно другие объем и сила. И певице и певцу предлагалось петь на такой плотности и так связывать звуки, чтобы перекрывать довольно большой оркестр, инструменты в котором к тому же стали переоснащать металлическими струнами. Когда инструментальный состав играет на жилах, вокалисту не приходится особенно заботиться о силе звука, его будет хорошо слышно в любом случае. Другое дело – металл. Эта слитность пения, это непрерывное легато стало необходимым с появлением струн – у Страдивари[79], Гварнери[80], Амати[81]. Звонкая струна потребовала от певца другого посыла – и голосового, и дыхательного. В школе бельканто певец учится подавать максимально каждый тон, на грудном резонаторе взмывает и на самый верх, умеет пользоваться абсолютно всей вокальной колористикой. До бельканто – в пении кастратов отдельно существовало грудное звучание и «головное» – фальцетное, и это само по себе уже давало краски: грудь – forte (громко), голова – piano (тихо). С увеличением мощности оркестра вокалисту все приходится делать своим инструментом. Беллини говорил, показывая на гортань: «Мы заставили певцов поместить красавицу-скрипку Страдивари вот сюда».
Приемы использования связок и собственно голоса стали совершенно другими. Музыка зазвучала ярче, насыщенней, в одной фразе у того же Беллини можешь спеть четыре оттенка: piano – mezzo-forte – forte – mezzo-forte[82]. В старых клавирах Беллини и Доницетти подробнейшим образом все расписано. И Верди, взяв от них эстафету, расписывал все подробно, а вот Пуччини уже меньше – певец, исполняющий его произведения, должен чувствовать все сам. Пуччини – представитель веризма[83], правды – самой интонации правды жизни в ее обращении к простому человеку.
Именно веризм пришел за бельканто, и пафосные персонажи – герои античной трагедии, легенд: цари, трубадуры, труверы[84], – такие, «на цырлах», приподнятые над зрителем, не вступающие с публикой в прямое взаимодействие, сменились на людей с узнаваемой судьбой, с живыми эмоциями. «Простой человек» веризма – он может и должен порой прямо-таки выкрикнуть, как в жизни, и исполнителю нужно быть способным «пробить» вокалом огромный оркестр. Оркестр Пуччини, Леонкавалло[85] или, скажем, Масканьи[86] – это шесть-семь пультов, это более шестидесяти музыкантов, например, в опере «Турандот»[87] оркестр – сто человек. Певица должна выйти и спеть так, чтобы быть услышанной сквозь сто человек, играющих на разных инструментах, и при этом не кричать, быть достоверной, быть настоящей китайской принцессой, желанной для всех и вся.