Любовь и жизнь

После неудачного приземления на парашюте она уже несколько дней ничего не ела. Днём отсиживалась в зарослях леса, а ночью пробиралась в пункт назначения, где у неё был явочный адрес. Готовилось освобождение территории от немцев, и Центр направил её в город для разведки и налаживания связи с партизанами. Рацию ей удалось спрятать недалеко от деревни. А вот парашют предательски зацепился за верхушку сосны, с трудом она сама освободилась от его пут, но спрыгнув на землю, повредила ногу.

— Бабушка, а как называется ваша деревня? — поинтересовалась девушка.

— А табе чаво енто надобно? Як называется, так и называется, — опять недовольно пробормотала старуха, — утречком разбярёмся, что ты за цаца. А тяперяча ложись на лавку и ляжи.

— А вы мне картошечку не дадите одну. Я голодная, а у вас так пахнет аппетитно.

— Всих не накормишь. Самим жрать нема чаво, — ответила старуха, но открыла чугун и вытащила пару картошек сваренных в мундире.

Мария жадно всё проглотила, зачерпнула воды алюминиевой кружкой из ведра, тут же стоящего на деревянной табуретке, и напилась.

Старуха удалилась в комнату, послышалось, как она укладывается на скрипучую кровать и что-то отвечает другой женщине, но с молодым голосом.

Мария провалилась в тяжёлый сон. Снился ей дом, мама, бабушка с подносом испеченных пирогов, а потом много цветов, которые они любовно высаживали на грядки и почему-то плакали.

Проснулась девушка от шагов и пристального взгляда молодой женщины

— Брэшишь ты всё. Якая ты бяглянка, — на таком же диалекте как и у старухи заговорила молодуха.

— Тут наши полицаи нашли на опушке парашют на днях. Ищут парашютиста. Не ты ли им будешь?

— Да, нет же. Я — беженка.

— Да якие тяперяча бягляцы, не 41 год. Эта тады вси бегли, — опять вмешалась старая.

— Помогите мне стать на ноги. У вас фельдшер есть в деревне?

— Ё, тольки якая табе помощь будя, ня знаю.

— А вы позовите его, пусть он мне ногу посмотрит, и, может, шину какую наложит.

Старуха с дочкой вышли во двор и что-то долго обсуждали. В окно Мария видела, что они спорили и даже молодая ругала мать. Если бы не нога, девушка не осталась бы в этом доме. Поведение женщин, особенно молодухи, ей очень не нравилось. Но делать было нечего. Передвигаться она не могла, и надо было терпеть.

В дом вернулась одна старуха. Затопила печь и опять положила на стол перед девушкой пару картошек.

— А откель ты будешь? — вдруг спросила она, — и ё у табе родные?

— Есть, бабушка, и родные у меня и дом есть, но немец там хозяйничает, как и у вас. Но скоро их погонят, и будем опять жить свободно, как и до войны. А у вас немцы в деревне есть?

— Нема. А вот полицаев богато, комендатура ихняя, туда и немец каждый день из города приезжает. Город-то рядом.

— А вы послали за фельдшером?

— Послала, — сказала старуха и замолчала. Видно было, что она что-то хочет сказать и не решается.

Тут послышался грохот открываемой с силой двери и несколько мужских голосов. В дом зашли трое молодых парней одетых в форму полицаев и с автоматами в руках. За ними вскочила молодуха и затараторила:

— Забирайте, мы с мамкой из-за неё помирать не собираемся. Пришла тут, помощи просит. Её вы, видимо, и ищите.

Глава 2

— Так вот ты где прячешься, стерва, — с матами и бранью накинулся на Марию полицай, который был чуть старше остальных, — а мы ноги бьём, ищем тебя в лесу, парашютик подвёл, зацепился, значит. Вставай и давай топай с нами, там мы тебя хорошенько спросим, кто тебя и зачем сюда скинул.

Девушка попыталась встать, но тут же упала на скамейку. Опухшая нога не слушалась, боль как стрела пронзила и отозвалась в сердце.

— У ней нога, видать, сломана, — послышалась реплика старухи из соседней комнаты, где она истово молилась возле образов, прося прощения у Господа за грех, что взяла дочка на свою душу.

А молодуха тем временем заискивающе улыбалась полицаям и советовала, как доставить парашютистку в комендатуру:

— Вы её берите под мышки и тащите. Хлопцы вы дюжие, забирайте скорее с нашего двора, пока немцы не пожаловали. Страсть боюсь их, они-то не будут разбираться, как она у нас оказалась. Постреляют и нас с мамкой.

Полицаи выволокли девушку из дома и потянули в свою контору. В деревне не было видно ни детей, гуляющих на улице, ни жителей. Казалось, что село вымерло, хотя было лето, и в такую погоду до войны народ копошился в огородах, старики сидели на лавочках, а куры беспрепятственно бродили, разгребая кучи и прислушиваясь к протяжному и звонкому зову петухов, стороживших своё непоседливое хозяйство. Даже собак не было слышно. Народ боялся лишний раз высовываться из своих домов на оккупированной немцами территории.

Но весть о девушке-парашютистке мгновенно облетела все дворы. Полицаи были местными хлопцами, у каждого была здесь семья, родители. Власть, установленная немцами, всех пугала, а особенно зверствовали вот такие, казалось, свои парни, которые только вчера бегали босиком, пятернёй вытирали сопли под носом, а сегодня куражились и показывали своё превосходство в силе над своими же односельчанами.