Любовь и честь

"Полагаю, что смогу спасти Вас на четверть часа от очередного телефонного звонка", - сказала Блэр, усаживаясь на кожаный диван, расположенный вдоль стены в офисе главы аппарата Белого дома.

На Люсинде Уошберн, статной женщине с темно-рыжими волосами чуть за пятьдесят, было темно-синее платье и несколько изящных золотых украшений. Прислонившись бедрами к широкому столу, на котором находились толстые папки, куча меморандумов и компьютер, она разглядывала Блэр с удивленной улыбкой.

”Причина должна быть весьма серьёзной, чтобы ты добровольно пришла в Белый дом".

"Думаю, Вы сами мне об этом скажете".

Люсинда вздохнула, и ее глаза потемнели. "Ну, это зависит от…"

"От чего?"

Люсинда посмотрела на Блэр таким взглядом, который, как все знали, заставлял Объединенный комитет начальников штабов вытягиваться по струнке. Блэр даже не вздрогнула. Она и раньше встречалась с ее взглядом и, по меньшей мере, научилась игнорировать его с бесстрастным выражением на лице.

"Давай прекратим бег с препятствиями, Блэр. Это зависит от того, кто был с тобой на фотографии, и является ли это настолько важным, что, по всей вероятности, снова станет объектом пристального внимания. Утром на пресс- конференции Аарон Стерн уже ответил на вопросы, касающиеся этой фотографии. Пресса и общественность хотят знать, почему они не слышали о твоем романе раньше. Все хотят подробностей".

Блэр приложила все усилия, чтобы не ощетиниться. Кроме того, потребовалась вся ее огромная сила воли, чтобы не огрызнуться и не послать общественность к черту. Вместо этого она сказала: "Я не понимаю, почему мы должны давать какие-либо объяснения вообще. К завтрашнему дню это будут уже вчерашние новости".

"Вполне вероятно, что ты права. С другой стороны, для репортеров нет ничего лучше, чем сочное смакование Первой Семьи. В ожидании следующего стихийного бедствия или очередного военного зверства это тоже можно использовать в качестве сенсации".

"Прекрасно. Скажите им, что это было свидание. И все".

"Ой, да ладно. Свидание на пляже посреди ночи в городе, который половина Среднего Запада считает реинкарнацией Содома и Гоморры? Не притворяйся наивной, я знаю всё это лучше. Здесь, в Белом доме, наше жизненное кредо - всегда быть готовыми. Мне не нравится быть захваченной врасплох. Особенно тем, что непосредственно отражается на президентской семье".

Блэр затихла. Все это она и так знала. И это было причиной ее приезда в Белый Дом, чтобы встретиться с Люсиндой. Наконец, она сказала: "Чего Вы хотите?"

"Если вы собираетесь начать публичные отношения, тогда мы должны хоть что-то сказать, когда нас об этом спросят. А ты чертовски хорошо знаешь, что нас спросят. Так что расскажи мне сейчас все подробности".

"Вы можете сказать, что я состою в серьёзных отношениях с другой женщиной. Но я не назову Вам ее имя".

Выражение лица Люсинды не изменилось. Блэр предположила, что эта новость не оказалась сюрпризом. Уошберн была слишком проницательна, чтобы не знать об этом раньше. Но существует огромная разница между предположением и знанием.

"Ну, это потребует некоторой подготовки, - сдержанным тоном ответила Люсинда. - Если ты откажешься назвать ее, это только заставит людей думать, что вам есть, что скрывать. Поэтому репортеры будут преследовать вас до самой смерти. Есть что-то, что я должна знать о ней - скандалы, темное прошлое?"

"Нет".

"Полагаю, что вы не готовы держать свой роман в тайне до тех пор, пока президент не получит партийное одобрение для переизбрания?"

"Это же случится только через год".

"Ты хочешь сказать мне, один год - это слишком долгий срок для тебя, чтобы подождать? Или это из-за неё? Даже если эта женщина так важна..."

"Вы переступаете черту, Люси".

Темные глаза Люсинды Уошберн яростно вспыхнули. На долгую секунду она замолчала, затем медленно выдохнула: "Блэр, у твоего отца есть только восемь лет – максимум, чтобы получить самое влиятельное положение в мире. Он сможет совершить ошеломляющие вещи в стране и во всем остальном мире в течение восьми лет. Скажи, что это тебя не волнует. Скажи мне, что готова рискнуть этим".

Это всегда было проблемой. Все во внутреннем круге ее отца, включая Люсинду, пожертвовали своей личной жизнью, чтобы он достиг своего положения. У некоторых просто не было времени для отношений, а у остальных они редко длились долго. Блэр было не так просто балансировать между политическими амбициями отца и собственной потребностью в независимости. Это было справедливо - поместить личное счастье выше общего блага. Глядя на это со стороны Люсинды, ее желание личного счастья могло показаться эгоистичным. "Я молчала о своей жизни больше десяти лет. Избегала любых публичных заявлений или скандалов. Я не хотела той фотографии в газете и не могу изменить себя даже ради отца".

"Я не прошу, чтобы ты изменилась. Я лишь прошу, чтобы вы не привлекали внимания".

"Я пыталась жить по принципу 'Не спрашивай, не говори'. Это очень похоже на жизнь в тюрьме".