Любовь длиною в жизнь

Должна ли я позволить ему сделать то, что он предлагает? Должна ли позволить себе снова стать уязвимой для него? Отдать ему свое тело — это одно, но позволить ему сфотографировать его — совсем другое. Сейчас я не лгала. На самом деле та фотография меня не беспокоит. Конечно, для меня было бы гораздо лучше, если бы тысячи людей не видели меня избитой и в синяках, но это не был конец света. Я бы легко простила его. Все мои травмы теперь трансформированы во внутренние; они не должны появляться на фотографии, но у меня такое чувство, что Каллан каким-то образом сумеет обнажить их на фото. Его искусство всегда обладает этим качеством. Люди на его портретах кажутся сломленными, окрыленными, восторженными или подавленными. Кто бы ни был субъект, фотография всегда передает его внутреннюю боль или радость почти идеально, независимо от того, выражают ли они себя в изображении или нет.

Каллан немного откидывается назад, сдвигая мою свободную рубашку, чтобы обнажить лифчик. Он опускает правую чашку и начинает водить языком вокруг моего затвердевшего соска, не сводя с меня глаз. Затем медленно обнажает зубы и прикусывает маленький розовый бутон плоти. Боль, которая следует за этим, восхитительно невыносима, но я принимаю ее, преодолевая пик контакта, когда ощущения поднимаются и нарастают во мне.

— Хорошо, — говорю я, закрывая глаза. — Ладно, можешь воспользоваться камерой. Но я все сохраню.

Глаза Каллана полны огня, когда он делает шаг назад, чтобы схватить камеру.

— Сними рубашку, — приказывает он.

Она почти уже снята, высоко задрана, обнажая мою грудь. Я осторожно сажусь, не сводя с него глаз, и стягиваю хлопчатобумажную ткань через голову. Мой лифчик простой и черный, но Каллан жадно смотрит на мою грудь, как будто мои сиськи заключены в самый дорогой, самый сексуальный набор от Victoria’s Secret.

— Откинь голову назад, — говорит он.

Я подчиняюсь, откидывая голову назад так, чтобы мой подбородок был высоко поднят. Эта позиция заставляет меня чувствовать себя уверенно, наполненной желанием. Каллан подносит «Лейку» к лицу и быстро щелкает затвором, издавая глубокий рокочущий звук у основания горла. Похоже, ему нравится то, что он видит.

— Медленно спусти бретельки лифчика с плеч, Синяя птица.

Я делаю то, что он просит.

— Отлично. Вот так. — Каллан быстро делает еще один снимок и кивает. —Ты потрясающая, — говорит он мне. — Самое совершенное создание, которое я когда-либо видел.

Я так привыкла ничего не чувствовать, когда занимаюсь сексом. Так привыкла чувствовать комфортное оцепенение всякий раз, когда Бен прикасается ко мне. Этот пламенеющий огонь, который зажегся, когда Каллан направил на меня объектив своей камеры, стал шоком для меня.

— Теперь твоя юбка, Корали, — говорит он. — Сдвинь ее вверх. Дай мне посмотреть, насколько ты там совершенна. Покажи мне.

Взяв подол юбки в руки, я медленно подтягиваю легкую ткань к бедрам, обнажая плоть дюйм за дюймом, пока Каллан смотрит с выражением чистой похоти на лице. Его глаза темные, напряженные, полны желания. Его руки остаются твердыми, когда он поднимает камеру еще раз, но я могу сказать, что это влияет на него.

— Твои трусики, Корали. Сними их. Мне нужно увидеть тебя.

Проклятье. Мое сердце стучит, как птица, пойманная в клетку, бьется о ребра с пугающей скоростью. Я вне своего тела, над собой, смотрю вниз на сцену внизу, наблюдая за своими руками, когда мои большие пальцы осторожно зацепляются за кружево на бедрах и, дразня, стягивают материал по коже, вниз по ногам. Я не узнаю себя. Никогда в жизни не сделала бы этого ради Бена. Нет на свете другого мужчины, ради которого я бы это сделала. Сбрасываю нижнее белье, жар заливает мои щеки, несомненно окрашивая их в красный цвет.

— Боже, — стонет Каллан. — Откройся. Раздвинь для меня ноги.

Его рука тянется вниз, где он обхватывает себя, очертания его эрекции твердеют в его руке. Он сжимает член, и мои руки дергаются, как будто я сама чувствую его — каким напряженным и твердым стало его тело. Я хочу отсосать у него. Облизать его. Дразнить своим ртом. Ощутить его сладость на своем языке. Почувствовать, как его член становится все тверже и тверже, когда он приближается к самому краю. Моя потребность в нем удивляет меня, почти захватывая дух. Я широко раздвигаю ноги, поднимая бедра вверх, чтобы он мог увидеть меня как следует, и Каллан делает глубокий вдох, задерживает воздух в груди, делает три шага ко мне и готовит камеру.