Любопытное приключение

Затѣмъ пришло извѣстіе, что видѣли, какъ Уиклоу передавалъ что-то одному изъ нашихъ новыхъ рекрутъ, и что какъ только онъ отвернулся отъ нихъ, они были схвачены и отведены подъ арестъ. На каждомъ былъ найденъ небольшой клочекъ бумаги съ слѣдующею надписью карандашамъ:

Орелъ Третій этажъ.

Помни ХХХХ.

Согласно инструкціямъ, я телеграфировалъ шифромъ въ департаментъ о сдѣланномъ прогрессѣ и описалъ записку. Повидимому, мы теперь были въ достаточно сильномъ положеніи, чтобы рискнуть обличить Уиклоу. Я послать за нимъ. Послалъ также за письмомъ къ доктору и получилъ его обратно съ донесеніемъ, что ни одинъ способъ не удался, но что онъ попробуетъ еще одинъ, когда я возвращу ему письмо.

Вошелъ Уиклоу. У него былъ нѣсколько тревожный, безпокойный взглядъ, но самъ онъ держалъ себя свободно и спокойно, и если подозрѣвалъ что-нибудь, то этого нельзя было узнать по его виду. Я съ минуту продержалъ его въ молчаніи, потомъ сказалъ пріятнымъ тономъ:

— Дитя мое, зачѣмъ же ты такъ часто ходишь въ эту старую конюшню?

Онъ отвѣтилъ просто и безъ смущенія:

— Я, право, не знаю, сэръ, безъ всякой особенной причины. Просто я люблю быть одинъ и развлекаюсь тамъ.

— Ты тамъ развлекаешься, не такъ ли?

— Да, сэръ, — отвѣчалъ онъ такъ же невинно и просто, какъ прежде.

— И это все, что ты тамъ дѣлаешь?

— Да, сэръ, — отвѣтилъ онъ, посмотрѣвъ на меня съ дѣтскимъ удивленіемъ въ своихъ большихъ, мягкихъ глазахъ.

— Ты увѣренъ въ этомъ?

— Да, сэръ, увѣренъ.

Помолчавъ немного, я сказалъ:

— Уиклоу, зачѣмъ ты такъ много пишешь?

— Я немного пишу, сэръ.

— Немного?

— Да. А если вы говорите о моемъ строченіи, то да, я строчу немножко ради развлеченія.

— Что ты дѣлаешь съ своимъ строченіемъ?

— Ничего, сэръ, бросаю его.

— Никогда никому не посылаешь его?

— Нѣтъ, сэръ.

Я внезапно развернулъ передъ нимъ письмо къ „полковнику“. Онъ слегка вздрогнулъ, но сейчасъ же овладѣлъ собой. Легкая краска выступила у него на щекахъ.

— Какъ же случилось, что эту записку ты послалъ?

— Я не думалъ сдѣлать этимъ ничего дурного, сэръ.

— Не думалъ сдѣлать ничего дурного! Ты выдаешь вооруженіе и положеніе поста и не находишь въ этомъ ничего дурного?

Онъ опустилъ голову и молчалъ.

— Ну, говори же и перестань лгать. Кому предназначалось это письмо?

Теперь онъ началъ выказывать тревогу, но быстро овладѣлъ собой и возразилъ тономъ глубокой искренности:

— Я скажу вамъ правду, сэръ, всю правду. Письмо это никому не предназначалось. Я написалъ его для собственнаго удовольствія. Я вижу свою ошибку, сознаю всю свою глупость. Но это единственное мое прегрѣшеніе, сэръ, клянусь честью.

— А! Я очень радъ. Такія письма писать опасно. Надѣюсь ты вполнѣ увѣренъ, что это единственное написанное тобой письмо?

— Да, сэръ, совершенно увѣренъ.

Его смѣлость была изумительна. Онъ сказалъ эту ложь съ такимъ искреннимъ выраженіемъ лица, какъ ни одно существо въ мірѣ. Я подождалъ, пока немного утихнетъ мой гнѣвъ, и сказалъ:

— Уиклоу, напряги теперь хорошенько свою память и посмотри, не можешь ли ты объяснить мнѣ два-три недоразумѣнія, о которыхъ я желаю у тебя спросить?

— Я постараюсь, сэръ.

— Такъ начнемъ съ того, кто такое начальникъ?

Я поймалъ его испуганный взглядъ на насъ, но это было все. Черезъ минуту онъ опять сталъ ясенъ, какъ день, и отвѣтилъ:

— Я не знаю, сэръ.

— Ты не знаешь?

— Не знаю.

— Ты увѣренъ, что не знаешь?

Онъ попробовалъ посмотрѣть мнѣ въ глаза, но напряженіе было слишкомъ сильно. Подбородокъ его тихо склонился къ груди, и онъ молчалъ. Такъ онъ стоялъ, нервно играя пуговицей мундира, возбуждая сожалѣніе, несмотря на свои низкіе поступки. Я прервалъ его молчаніе вопросомъ:

— Кто это: „Священный Союзъ?“

Онъ вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ и сдѣлалъ руками невольный жестъ, казавшійся мнѣ призывомъ отчаявшагося существа о состраданіи. Но онъ не издалъ ни звука, а продолжалъ стоять такъ, опустивъ голову внизъ. Мы сидѣли, смотрѣли на него и ждали отвѣта, наконецъ, увидѣли крупныя слезы, катившіяся по его щекамъ, но онъ продолжалъ молчать. Немного погодя я сказалъ: — Ты долженъ отвѣтить мнѣ, мой мальчикъ, и долженъ сказать правду. Кто такое, Священный Союзъ?

Онъ молча рыдалъ. Я сказалъ нѣсколько жестче:

— Отвѣчай же на вопросъ!

Онъ сдержалъ рыданья, стараясь овладѣть голосомъ, затѣмъ, смотря на меня умоляющимъ взглядомъ, проговорилъ сквозь слезы:

— О, сжальтесь надо мною, сэръ! Я не могу отвѣтить, потому что не знаю.

— Какъ!

— Въ самомъ дѣлѣ, сэръ, я говорю правду. Я никогда до этой минуты ничего не слышалъ о Священномъ Союзѣ. Клянусь честью, сэръ, это такъ.

— Боже правый! Посмотри на свое второе письмо, развѣ ты не видишь словъ: Священный Союзъ. Что ты теперь скажешь?

Онъ посмотрѣлъ на меня взглядомъ глубоко обиженнаго человѣка и сказалъ съ чувствомъ:

— Это какая-то жестокая шутка, сэръ! И какъ они могутъ играть ее со мной! Я всегда старался поступать какъ слѣдуетъ и никому не дѣлалъ зла. Кто-то поддѣлался подъ мою руку. Я не писалъ ни строчки изъ всего этого, я никогда въ жизни не видѣлъ этого письма.