Люблю трагический финал

«Ну вот и хорошо, — подумала Анна. — А то по домофону… По домофону может и послать. Это просто — послать по домофону. А вот когда уже под дверью — как-то неудобно. Неудобно интеллигентному человеку творческой профессии послать девушку, которая стоит под дверью, куда подальше…»

Любопытно, но звонить в дверь Ане тоже не понадобилось. Дверь квартиры Дормана — солидная, металлическая — по непонятной причине отворилась сама собой, едва Анна притронулась к ней.

Анна постояла немного в нерешительности, прислушиваясь… Нажала все-таки кнопку звонка…

На заливистую трель квартира ответила молчанием. Анна сделала шаг и оказалась в коридоре…

— Кирилл Бенедиктович! — осторожно позвала она.

Тишина.

— Господин Дорман! — снова позвала она.

Никто не откликнулся, и она снова сделала шаг вперед… И вдруг увидела, что на полу в коридоре блестит вода…

Дверь ванной была закрыта снаружи, а вода лужей натекла из-под нее…

«Вода», — как-то слишком вяло подумала Светлова. Вода всегда, с самого детства, с колодца и Змеиного озера, наполняла ее душу тревогой. Ей вдруг стало тоскливо и страшно… так страшно, как бывало только в детстве, когда она с криком просыпалась посреди ночи… Словно сомнамбула, она коснулась приоткрытой двери ванной кончиками пальцев… дверь распахнулась настежь… Но уже за секунду до этого она точно знала, что она увидит…

Великий режиссер лежал в воде… Раскрытые глаза смотрели пусто и бессмысленно в потолок, вокруг плавали островки пены…

Светлова бросилась к утопленнику…

Ничего тяжелее мокрого Кирилла Бенедиктовича Анна в своей жизни не поднимала и не тащила.

Так… Резко нажать на грудную клетку… Поцелуй… Кто только придумал этот дурацкий способ спасения утопающих?! Жутко противно…

Да, видно, лучше ничего не изобрели.

Искусственное дыхание, то бишь «дурацкий способ», принесло первые результаты. Теперь набрать номер «Скорой помощи»…

Светлова, оставив мокрого и отплевывающегося Дормана, бросилась по квартире в поисках телефона.

Она, оказывается, успела к Дорману вовремя…

Когда через полчаса Кирилл Бенедиктович в банном халате с еще мокрой головой, но уже вполне живой, прихлебывал крепкий чай из кружки с видом брюссельского мальчика — Манекена Пис, Аня стала собираться.

— Мне пора…

— Да посидите еще, — испуганно остановил ее Дорман. — Честно говоря, я так ничего и не понял.

— Потом объясню… Если смогу.

— Но задержитесь еще немного!

— Да вы, кажется, уже вполне… Вполне здоровы и вне опасности.

— Я ваш должник! — Дорман попробовал встать… Но Светлова усадила его, как маленького, обратно в кресло.

— Это хорошо, что должник…

И Аня кратко сформулировала, какой именно помощи она ждет от великого режиссера.

Как только Дорман сделал необходимый ей звонок, Светлова бросилась к дверям.

— Я вас провожу!.. — успел прокричать ей вслед великий — всех времен и народов — режиссер.

— Не надо! Поправляйтесь, набирайтесь сил…

Про себя Аня подумала: что-то ей последнее время часто приходится говорить эту фразу…

Вот-вот появится творец, который сделает новую оперу! — предрекают одни критики.

Оперное искусство, мол, умирает, кричат другие. Что будет с оперой?

А ничего…

Опера уже четыреста лет существует, и каждые пятьдесят лет говорят, что она умирает. Но до сегодняшнего дня, как видите, жива. На Западе, кстати, вообще бум оперного искусства — невозможно попасть ни на один хороший оперный спектакль. И зритель помолодел. На спектаклях много молодежи.

Не умерла опера… Потому что всегда находились гениальные люди, которые ее реформировали.

«Нужны гениальные постановщики…» — твердят все кругом.

Но он есть!

Опера — это ведь синтез искусств. Там должно быть все.

У него — даже более, чем все… То, чего не было никогда…

И они, эти критики, все они просто не знают, что он — гениальный реформатор — уже появился…

А Дорман хотел выгнать его из театра… Лишить общения с искусством…

Вызвал его к себе в кабинет… Спрашивал, грубо, резко, что за история с Цвигун? И как он, мол, смеет подражать его, Дормана, голосу…