Люблю и ненавижу

— Когда зайти? — не унималась Полина.

— Вишь какая быстрая — все им прямо с огня подавай… Когда… если б я сам знал когда… Ну, скажем… зайди завтра…

— Сегодня. У меня ведь отпуск за свой счет, несколько дней.

— Ладно, сегодня загляни. Ближе к вечеру…

…Ирония судьбы: хозяин в доме — шофер, а брусы и доски к дому подвез на телеге совхозный конюх Петро. (Дело происходило утром следующего дня.)

— Куда сваливать-то?

— А вот сюда, милый, вот сюда, прямо ко крылечку, — ласково разговаривала с ним Полина, как редко когда с кем говорила.

— Кто плотничать-то будет? — поинтересовался Петро.

— Сама, — просто ответила Полина.

— А понимаешь в деле-то?

— А чего там понимать? Были б руки. А они у меня — во, взгляни!

Конюх уважительно обсмотрел руки Полины: да, — и усмехнулся про себя, — не бабьи вовсе руки, широкие в ладонях, натруженные, с короткими толстыми пальцами, на ладонях — мозоли, как у мужика-работника.

— Одно скажу — повезло тебе, Полина, что доски сухие, сам на доке выбирал. А то хоть какие руки имей — повело бы пол, рассохся бы, как пить дать рассохся…

— Зря, что ли, с Василием Ивантеевичем договаривалась?

— Ну-ну, — только и сказал конюх и, степенно причесавшись гребнем, прошел в дом.

Полина ласково поглаживала брусы и доски, словно сама себе не верила, что все сложилось так удачно. Уломала-таки вчера директора, и вот с утра, как обещал, прислал подводу. Все-таки ничего мужик, понимающий, думала теперь Полина, сколько с ним ругалась из-за Анатолия — и раньше, и теперь, — и выходит: не зря ругалась, принял к сердцу ее слова, раз решил помочь наконец, вошел в положение…

Часов с девяти утра, когда Петро, лихо развернув телегу, с веселыми глазами пожелал им на прощание: «Ну, бабоньки, счастливо поработать!» — и началась для Полины с Зоей горячая пора. Работать, правда, они обе любили, с детства жизнью приучены, только Полина была легкая на подъем, а Зоя — та если только зажечь ее, подзадорить, но уж зато потом будет тянуть в деле долго и сноровисто. Чего скрывать — на мужика не очень ей повезло, нет ему никакого дела ни до жизни, ни до семьи, ни до совхоза. Причину его безразличия понять трудно, скорей всего — алкоголь и виноват во всем, постепенно разрушил в нем все святое и доброе, погасил интерес к обычным земным радостям. Рядом с ним потускнела и Зоя, она вообще легко поддавалась чужому влиянию — чужой силе или чужой слабости, это уже не имело значения. Плюнул когда-то Анатолий на дом — и она плюнула, плюнул на нее, на Зою, — и она на себя плюнула, перестала следить за собой, ни в грош не ценил ее работу — и Зоя постепенно тоже остыла к ней. Единственно, что еще прочно забирало в жизни, — это дети, но вот выросли они и тоже не кому-то, не Анатолию даже, а именно ей предъявили счет: почему отец такой, почему дом у нас хуже других, почему отцу потакаешь, почему, почему, почему… Со всеми «почему» — к ней, а она что, бог, за все отвечать? Жила бы хоть Полина неподалеку, может, и по-другому судьба сложилась, а так, без поддержки, без крепкого, вовремя сказанного слова-подспорья сникла Зоя совсем, чувствовала себя кругом виноватой: и перед детьми, и перед совхозом, и даже перед дураком своим Анатолием, потому что — считала она — не могла ничего поделать с ним, не могла оборвать в нем ниточку-тягу к дурману. И всегда ой как завидовала она Полине, ее характеру, силе ее, напористости! Вроде вот сестры они, на одной крови замешены, а поди ж ты — совсем разные люди. Да люди — это бы еще ничего, — совсем разные судьбы. Разный ход жизни.

Вот хоть пол этот взять. Разве роптала когда Зоя, что у них в доме земляной пол? Ну, поудивлялась первые годы, но не они одни так жили здесь, зимы — не в пример уральским — тут не то что не холодные, а вроде как и не зимы вовсе, месяц-другой попрохладней немножко, чем обычно, ну, слякотно бывает, иной раз и снежок с утра пройдет, а к полудню или к вечеру его уже и след простыл, давно растаял, — что ж роптать-то было, когда многие так жили? Со временем, конечно, когда жизнь кругом пошла в гору, когда люди зажили доходно, красиво, чисто, пол почти повсеместно был настелен, так — один-два домишки остались по-прежнему холодными, с земляным полом, а потом и вовсе такие полы исчезли, за исключением одного дома — вроде как музейного экспоната. Анатолий не раз хвастливо заявлял: «Ты еще не знаешь, что у нас за дом! Он у нас — музейный, реликвия! Скажем, надо тебе кино снять, как раньше народ жил, — пожалуйста в наш дом! Снимайте, не жалко, мы народ не гордый, ради истории готовы и пострадать!» Над ним даже люди перестали смеяться — давно плюнули на него: что ни говори ему, с него все как с гуся вода. Страдали, может, одни только дети — перед друзьями было стыдно…

И вот, оказывается, в один день можно все перевернуть. Появилась Полина — и закипела в доме работа. Раньше Зоя и представить не могла, что без мужика можно настелить полы, как-то даже в голову такое не приходило. Ну, а с Полиной… с Полиной вместе можно горы свернуть, вот она какая, младшая сестра…