— Старик, друг ты мой сердечный, таракан запечный, о чем ты меня спрашиваешь? О чем? Ты подумай-ка своей головой…
— А что?
— Да если б я жил, как они хотят, я б давно с тоски повесился. Положим, ты женился. Ладно, хорошо, жмем тебе руку, примите наши поздравления. А потом, скажем, жена тебя к себе не подпускает. Ты как должен реагировать? Ты что, старик, на колени встанешь? Или гордо пойдешь своей дорогой? Я скажу тебе прямо: я лично гордо пошел своей дорогой. Я женщин люблю, понимаешь? Ты меня спроси: каких ты женщин любишь, Анатолий? Я тебе отвечу: а всяких, старик. Всех и всяких. Вот что! Я женщин люблю и не могу без них. А те, которые могут… я тем не верю. Врут, как пить дать, врут! Давай эксперимент. Вот ты — чистый, свеженький, ты, к примеру, к женщинам не ходок. А тебя, старик, положим, кладут к голой женщине. И ты, чистюля, что делать будешь? Ты, старик, сделаешь все как надо. Это только те, кто к бабам подхода не знают, те чистые. Они чистые то не потому, что чистые, а что нет в них уменья. А баб то они хотят, ох, хотят, старик…
— А почему так получилось? Потому что Надежда хотела проглотить меня. Она хотела повесить на мне бирку: «Только мой!» и чтоб я больше никому не принадлежал — ни матери, ни старшей дочери, ни внуку. И я сбежал, Анатолий, я не вещь, ты понимаешь? Нельзя человека закабалять так, что уж и дыхания собственного не чувствуешь…
— Нет, тут ты, старик, не прав. Я дышу. Я глубоко дышу. И пусть они попробуют без меня… Развод! Ха! Испугали! Да я, может, уже сто первый раз разведенный, — но это между нами, старик, — и ничего, жив…
— Мыто живы, правильно, а Наталья из-за нас…
— Старик, помяни мое слово: еще ни одна женщина без мужика не прожила. И твоя Надежда образумится, и моя Татьяна… Они еще придут к нам, мы с тобой, как ханы, сядем где-нибудь на топчанах, вот хоть здесь, в ресторане, а чего, вполне прилично, придут, упадут на колени: дорогие наши, любимые, простите…
— Живем-то теперь вместе, правильно, но разве это жизнь? Как две тени…
— А ты думаешь, под землей лучше будет? Хоть так живи, хоть этак, а там окажешься — пожить вовсе не дадут. Жизнь — это проигрыш, старик. Запомни! И сказал эти слова твой друг Анатолий Мельников. Ну-ка, пожми мне руку.
Они и в самом деле встали оба, и Феликс через стол вполне галантно и очень убедительно пожал Анатолию руку; официант, уже давно с интересом наблюдавший за ними, усмехнулся.
— Поговорим дальше, старик…
— Поговорим, Анатолий… Нет, ей-богу, ты молодец, что вытащил меня с работы. Сижу кисну, из рук все валится…
— Я первым делом, старик, как приезжаю в командировку, для начала оглядываюсь. Оглянулся: разрешите с вами познакомиться? И пошла писать губерния… Учти, тайну открываю как другу. Бесплатно.
— Сережа Марчик мне говорит: если б я поцеловал ее, все могло быть по-другому… Дурак!
— Поцелуй — это, конечно, только для начала.
— Ты о чем? Ты о чем говоришь-то?
— А что?
— Сережа Марчик должен был поцеловать ее?
— Послушай, старик, не пойму… Кто это — Сережа Марчик?
— Ну, то-то… Я его выгнал, понял?!
— Правильно, старик. Гони ты их всех в три шеи!
— Всех не разгонишь. Лаборатория развалится.
— Лаборанточки, между прочим, старик, тоже ничего бывают…
— Давно тебя спросить хочу, Анатолий… Как ты живешь, Анатолий?
— Так о чем мы с тобой толкуем! Разведусь, говорит!
— Кто?
— Да Танюха моя, кто еще.
— Какая Танюха?
— Ну, ты, старик, даешь… проявляешь неуважение к другу. Ответь-ка: как зовут мою жену?
— И как ее зовут? — Феликс пьяно хихикнул. — Нет, честно, как ее зовут?
— Официант! — зычно позвал Анатолий.
Подошел официант.
— Как вас зовут? — спросил Анатолий.
— Володя.
— Володя, будь другом. Когда вот этот, — он ткнул пальцем в Феликса, — забудет, как зовут мою жену, ты ему напомни: Татьяна. Договорились, старик?
— Договорились. Вы не хотите рассчитаться?
— А что? Ты нам не доверяешь, Володя? Ты уже нам не доверяешь, да? Извини, старик, но мы еще посидим. Мы еще поговорим…
— Да ваш друг уже засыпает…
— Феликс? Нет, Володя, ты не знаешь Феликса. Ну-ка наклонись малость. — И когда официант без особого желания наклонился, Анатолий прошептал ему в ухо: — Он не спит. Он горюет, Володя. Ты понимаешь разницу?
— Да.
— Так что ты не тревожь нас, не надо. А хочешь, выпьешь сейчас с нами?
— Я на работе не пью.
— Эх, Володя, старик, не знаешь ты жизни. Говорю: сейчас ты выпьешь с нами. Вот у него, — он показал на Феликса, — погибла дочь, старик. Ты понимаешь, девятый класс… Такая была девчонка… Выпьешь за ее память? Если ты человек, конечно.
— Извините, не знал… — Официант поднял рюмку. — Как ее звали?
— Наталья, — пробормотал Феликс.
— За память Натальи, — и выпил. И молча отошел в сторону.
— Вот так, старик, больше он беспокоить не будет. Он человек, и мы люди, и не так часто люди горюют вместе… Эй, старик, не спи, давай поговорим…
— О чем, Анатолий? О чем нам с тобой говорить?
— О тебе, обо мне. О жизни. Не спи, старик. Успеем еще наспаться…
Домой, совершенно пьяных, привез их на такси Володя.