Любитель закатов на Палау

– Если бы вы почаще выбирались из своих лабораторных нор на свет божий и интересовались происходящим на Земле, то много нового узнали бы. Твои кристаллы стали сенсацией. Американцы попытались повторить наш эксперимент и провалились. Был небольшой скандал и обвинения в фальсификации результатов. Но индийцы и новозеландцы одновременно подтвердили твой метод. Так что патент за нами. А тебя и твой проект от Союза выдвинули на соискание сразу нескольких премий. «Нобеля» отхватить тебе, конечно, не светит, но какую-нибудь медаль Ньютона на грудь повесишь.

Ну что ж, это многое объясняло в событиях минувшего дня. Больше того, я с удивлением понял, что мне приятно это слышать, особенно из уст наставника.

– Надеюсь, дома все хорошо? Как встретили?

– Все хорошо, Филипп Игоревич, спасибо!

– По твоей довольной пьяной физиономии вижу, что хорошо. Признавайся, когда перестал меня ненавидеть? И перестал ли?

Я тяжело вздохнул:

– Было дело. Не ненавидел, конечно, просто не понимал. Да и если честно, до сих пор не понимаю.

– Не понимаешь, значит? – Филипп Игоревич вперил в экран черные пронзительные глаза и я невольно отвел взгляд. – А теперь скажи честно, когда бы ты сам выбрался на Землю?

– Ну… – я замялся, не зная, что ответить. Вернее знал, только озвучивать не хотел.

– Вот то-то и оно. А теперь скажи честно, когда ты задумывался об этом?

– Никогда, – честно сказал я.

– То есть даже гипотетически не допускал этого? – Филипп Игоревич начал постукивать пальцами по столу. – Перед тем, как тебя выкинуть с Луны на Землю, я проверил статистику твоих звонков домой. За пять лет интенсивность снизилась на семьдесят процентов. Еще немного, и ты вообще перестал бы общаться с родными.

– Да нет, просто времени мало, работа все без остатка сжирает. Вы же знаете, мы иногда поспать забываем…

– Знаю, – кивнул он. – Но вы и раньше поспать забывали. Однако звонить домой не прекращали.

Связь снова пропала и, глядя на застывшее лицо наставника, я пытался угадать, к чему он ведет. Не угадал.

– Еще год-другой и перед нами замаячит перспектива экспедиций в дальний космос, – продолжил Филипп Игоревич. – Но еще тридцать лет назад кто-то из башковитых психологов провел исследования, после которых я психологию признал настоящей наукой. Они выяснили, что самой большой проблемой этих экспедиций будут не энерговооруженность и нагрузка на организм, а разрыв социальных связей. Через год полета без связи с Землей члены экспедиции утратят потребность общения с ней, еще через год они обретут самодостаточность как представители вида, а еще спустя какое-то время – от трех до пяти лет – безвозвратно станут ассоциировать себя с исключительными представителями человечества, для которых развитие внутри своей группы окажется превалирующим над интересами всего человечества. Так произошло с переселенцами из Европы в Америку и Австралию, это же мы наблюдаем сейчас на Луне, где уже созданы все предпосылки для создания своего государства. Америка всеми силами проталкивает этот проект в ООН и если у нее получится – а у нее непременно получится – то здесь не поздоровится всем международным и государственным базам, в том числе и нашему Институту. Придется либо передавать их новому государству с неясной перспективой, либо сворачиваться. Китай, например, втихаря перебрасывает сюда военных и вряд ли отдаст хоть горсть своей лунной пыли американским марионеткам.

Он и сам не заметил, как сошел на зыбкий лед политической болтовни. А я уже хорошо знал, если его вовремя не остановить, то про тревожное лунное будущее человечества можно будет слушать часами.

– Но к нам это каким боком относится? – удачно вклинился я в его рассуждения, воспользовавшись очередной паузой в связи.

– Тем самым боком, Саня. Мы ведь вместе с китайцами Институт построили не просто так. Инцидент в Буш-дю-Роне, под Марселем когда случился? – он сморщил лоб, задумавшись. – До или после твоего рождения?

– До.