Любитель сладких девочек

— Ну-ну! Как ей за сорок? Ей до хрена за сорок, Гарик! Я понял это сразу. И мне такая плешь ни к чему! И вообще, сегодня у меня свадьба, а невесту ты уже куда-то спровадил. И это неумно, учитывая обстоятельства!

На Володю вдруг накатило необъяснимое бесшабашное веселье. Захотелось беспрестанно дурачиться и острить. Непременно вывести Гарика из себя, чтобы тот пошел красными пятнами и принялся, как всегда, хвататься за узел галстука и хлопать себя по карманам в поисках несуществующего валидола. Валидола в карманах никогда не было и быть не могло: Гарик обладал стопроцентным здоровьем. Но ритуал имел право на существование, и Володе просто до колик в животе захотелось все это встряхнуть в памяти и возродить к жизни.

— Так, ты будешь у меня за свидетеля. — Он ушел в свою спальню, скрипнул там дверцей шкафа и принялся вышвыривать на кровать свои шмотки. — Черт, даже надеть нечего. Гарик, ты не догадался привезти мне костюм? А кольцо? Господи, я совсем забыл о кольце! Ты привез кольцо?

— Иди к черту! — огрызнулся Гарик, сразу поняв, куда клонит друг, и не приняв подачи. — Мне не до веселья, Володь! Мне как сообщили, так веселье сразу и закончилось. А кольцо.., кольцо я, конечно, привез. Костюма нет, уж извини, не успел. Пойдешь в моем.

— А ты? — Володя выглянул из дверной ниши и любовно оглядел франтоватого Гарика, умел тот выглядеть, слов нет — умел. — Как же ты переживешь весь процесс в моем свитере?

— Я при этом фарсе присутствовать не желаю! — Он оскорбление насупился. — И вообще не представляю, как я буду объясняться со Стэллой! Она уже выкупила тур на двоих во Францию. Недельный тур в пятизвездочном отеле.., идиот! Так ждала твоего возвращения. Такая.., такая шикарная женщина!

— Ага! После трех подтяжек, шейпингов, массажей и двенадцатичасового сна до полудня. Нет уж, дружище! Даром мне не надо твоих юных дам престарелого возраста! — посмеивался Володя, натягивая на себя единственно приличную рубашку, светло-серую в еле заметную серебристую змейку. — С морщинистой кожей под мышками и характерным блеском в глазах…

— А что же у твоей.., этой, как там ее, — с плохо скрытой брезгливостью отозвался Гарик.

— Маша, — подсказал Володя, засовывая рубашку в брюки и оглядываясь в поисках ремня. — Мария ее имя, а не «как там ее»… Красивое, исконно русское имя.

— Мария, значит, ну-ну… — Гарик желчно рассмеялся, приговаривая:

— У нее что же, блеск в глазах другой? И кожа во всех местах натянута?

— Ага! И светится в темноте, словно яблоко в густой листве. Правда, Гарик, правда. Ты не смейся, а лучше давай мне сюда галстук. И глаза у нее… как это…

— Как два тумана! — едко вставил Гарик, стягивая с себя галстук и пиджак и швыряя все это в руки друга. — Придурок!

— Может, да, а может, и нет! Может, это судьба? Посылала мне, посылала испытания, и теперь вдруг — бац! — и награда за все мои страдания! Чего ржешь? Не веришь?

— Да нет, верю. Просто… Просто все это я уже слышал. И про «бац», и про судьбу, и про испытания… И если в первом случае ты отделался алиментами на ее содержание и парой поломанных ребер, то про второй не мне тебе напоминать. А уж как ты вляпался сейчас, я… Я просто — пас. — Гарик поднял кверху руки и на вопросительный взгляд Володи пояснил:

— Я не буду больше вытаскивать тебя из дерьма, поверь.

— Будешь! Еще как будешь! И сейчас мы вместе пойдем искать мою.., гм-м.., невесту. И ты поможешь мне во что-нибудь ее нарядить.

— Вот это увольте! — завопил Гарик и заметался по вагончику, задевая табуретки и сдвигая волнами толстый дорогой ковер на полу. — Этого я делать не буду!

— Будешь, дружище! Еще как будешь! И хватит мне тут, как птица Феникс, умирать всякий раз…

Володю забавляло все. И излишняя горячность Гарика, и его гнев, и судорожные метания. Он так давно всего этого был лишен, так устал от одиночества, от пустоты, что теперь почти с умилением наблюдал за проявлением импульсивного норова своего компаньона. Крики, вопли, скандалы… Так бывало почти всегда прежде. Ни одна их сделка, ни один совместно разработанный проект не проходили без склочного колыхания воздуха. Но потом, в какой-то неуловимый момент, все стихало и катилось по прочно уложенным рельсам. Вот и сейчас. Наметавшись и наоравшись вдоволь, Гарик залпом опрокинул в себя целую кружку воды, зачерпнув ее прямо из ведра, взлохматил длинные ухоженные пряди волос и с виноватой улыбкой сказал:

— Норовистая она у тебя, Володь! Необъезженная какая-то… Я ведь привез ей платье по приблизительным размерам, которые мне Витебский обрисовал по телефону, а она знаешь что мне посоветовала?

— Нет!

— Наденьте, говорит, на себя. При вашей, говорит, смазливой внешности оно вам будет к лицу.

Ну не сука?!

Гарик выглядел откровенно расстроенным. Вечные шутки на предмет утонченно-изнеженных черт его лица изрядно портили ему кровь. И если друзьям он это еще прощал, то незнакомцы, осмелившиеся преступить запретную черту, обычно в страхе ретировались с поля брани. Видимо, Машке все же досталось.