Любить и верить

И такая тут началась свалка, сам черт не разберет, кто кого дерет. Даже вечерни поп не служил — куда уж тут до Нестерки, про него и забыли. А он — благо лапти на ногах новые — котомку за плечи и был таков. Хватились через пару дней, а его и с приставом не догонишь.

Вот так и отправился Нестерка по белу свету погулять, дорогу потоптать, а дороге той конца не видать.

КАК НЕСТЕРКА К БОГУ ХОДИЛ

Сбежал Нестерка от женитьбы да и ходит себе по белу свету. Лапти стопчет, а ему и горя мало, новые плетет, песенки поет:

Без меня меня женили,
Меня дома не было.

Молодого, известное дело, кровь греет. Где лег, там и переночевал, где стоял, там и клюнул. Но чаще так, людей много, а пообедать негде. Голод не тетка, надо за работу браться. Пробовал он и батраком наниматься, и плоты гонять, и смолу курить — ведь ни кола ни двора, а без копейки и в церкви не перекрестишься. Потел-трудился, а заработал только на обновку — пуговицу для свитки да на обед — ломоть хлеба в корчме при дороге. Стал он думать, как же быть, как среди людей жить. Думал, думал и ничего не придумал. Решил тогда к богу сходить да и спросить. «Он-то меня из того запечка на этот свет выпустил, он должен знать».

Сказано — сделано. Но вот забота, где ту лестницу взять, чтобы живым на небо залезть. Кого ни спросит — никто не знает.

А жил там в одной деревне старичок по имени Стручок, по прозванию Столет. Никто столько лаптей не сносил, сколько он прожил, за свои века всего повидал, обо всем слыхал. То ли по случаю, то ли кто надоумил, пришел к нему Нестерка со своей нуждой.

Слез старик с печи, бородой пол подмел, сел за стол, чаю попил, расспросил: кто, откуда, каких родителей, попросил табачку понюхать да и рассказал, что знал.

В старые времена бог сам по земле ходил, суд творил, уму-разуму учил. Но как расплодились люди, получилась неуправка — то в один конец беги, то в другой, всюду не успеешь. Тогда, чтобы и себя облегчить, и людям лучший доступ был, поставил бог помощников. Святых Илью и Николу, Петра и Павла. И стало так, что, пока до бога, святые душу вынут. Да еще и не подступись к ним, без фиги носа не достанешь, тем более в лаптях.

А жили в те времена в селе три бабы. Катерина, Мальвина и Маланья. Катерина и Мальвина весь век над детьми горевали, в один глаз спали, в поле потели, впроголодь ели. Маланья ж знай гуляла, мужиков пускала. Детей у нее не было — на проезжей дороге трава не растет, горя не знала, беды не ведала. Как пришлось им взойти на небо, принял их божий ключник Петр. Спросил, как жили, какие грехи за собой знают.

— Я жила, не грешила, век трудилась, в церкви молилась — тому и рада, — говорит Катерина.

— Молодец, — похвалил Петр, — вот тебе золотой ключ от рая.

— А я, — говорит Мальвина, — тоже трудилась, молилась да горевала. Только теперь думаю, что в том толку, лучше бы погуляла.

— Э-э, сомненье — первый грех, — сказал Петр и дал ей медный ключ — от чистилища.

Наступил черед Маланьи. Она, ничего не скрывая, и говорит:

— Жила, гуляла, в церковь дороги не знала, зато к моей хатке тропка не зарастала, всех принимала. И довольна собою, не было отбою.

— Ишь ты, греховодница, — нахмурился святой Петр, — вот тебе железный ключ. — А на ухо шепнул ласковей: «Это от моей каморки, подождешь, пока я с делами управлюсь».

С тех пор осталась Маланья в сторожке у святого Петра. Но баба она была капризная, надоело ей на небесных киселях сидеть. «Спускай меня, старый хрыч, на землю, — говорит Петру, — и все тут». Тот и так и этак — никто ведь еще оттуда не возвращался. Но с бабой не сладишь, крутил, вертел, да по ее и вышло. А живет теперь та Маланья за лесом, около Рыжей горки, там ее хуторок. А Петр к ней вроде как в гости наведывается.

И посоветовал Стручок-Столет пойти к Маланье, она, мол, многим помогала до бога добиться. «Отнеси ей жареных семечек — раньше у нас их очень девки на посиделках любили, как молодость вспомнит, так и подобреет, — сказал, подумал и добавил: — За семечками этими к хохлам ездили, зимой, когда работы поменьше. Я и сам, бывало, ими приторговывал, и к Маланье, был грех, заглядывал…

Сплел Нестерка новые лапти, прихватил торбочку жареных семечек и отправился в путь-дорогу. День шел, второй, на третий видит — под горой хуторок стоит, из трубы дым валит, во дворе собака лает. Подошел, постучал, открывает двери хозяйка — ни дать ни взять молодица.

«Вишь ты, — думает Нестерка, — за святым Петром и старость не берет». А сам говорит: так и так, мол, по делу пришел, подсоби, родимая.

Провела его Маланья в хату, усадила на лавку и давай расспрашивать: кто, откуда, чей сын, что надобно.

Рассказал ей Нестерка свою заботу, на долю не преминул пожаловаться и семечки отдал. Послушала Маланья его рассказ, погрызла семечек, вспомнила, что прошло, пролетело, да и всплакнула. Потом утерла бабьи слезы и говорит: «Ну, землячок, спасибо, что зашел. А я тебе помогу. Как раз сегодня суббота, мой старый с неба слезет. Иди пока в баньке помойся, а я перекусить соберу».