Любить и верить

Ну вот, родился Нестерка на белый свет и давай себе жить-поживать, ума-разума набираться. За столом у батьки густо, в горшке подчас пусто. Так что не зевай, сам что можешь добывай. И Нестерка не моргал. То у попа в огороде морковка уродилась, то в панском саду яблоки поспели — тем и сыт. А постарше стал — чего только не вытворял! У панского эконома из кухни колбасы на удочку таскал, кота Ваську окорока воровать с колокольни, где их сушил дьяк Амвросий, научил, вместе с этим котом сметану по погребам лизал — одним словом, что съел, то не украл, зато в животе черти не пляшут.

Не повезет, попадешься — выкручивайся как знаешь. Но Нестерка на это был мастер. Мог и из воды сухим выйти, и шило в мешке спрятать. Говорят ведь люди: «Каков дуб, таков клин, какой батька, такой сын». Так и Нестерка. Молодой, да ранний, на работе ох, за столом за трех, спать за четырех, а за языком не угонишься и босиком.

Но пришло время, завелся и у него над губой пушок — сидит дома, на улицу не выгнать.

— Ты что это? — спрашивает старый Нестер.

— Девки засмеют, батя, — отвечает Нестерка.

Почесал отец в затылке — кажись, вчера было, а смотри ты, вырос сын. Хлопцы тогда лет до двадцати в одной свитке расхаживали, на штаны не у каждого хватало. Но приходит пора — вынь да положь. Кое-как собрал и Нестер сыну на обновку.

Тут уже пошли другие проказы. Известно — штаны. Пока хлопец без них щеголяет, хоть он и ростом с каланчу, а девкам никакого интереса. Как только в штанах появится — сразу общее внимание.

Эх, штаны мои в полоску,
Хороши, ой хороши.
Как пристали ко мне девки:
Покажи да покажи.

А такой парень, как Нестерка, — нарасхват. У него ноги на танцах ловчей других, он и зубы заговорит, у него и руки не напрасно пришиты. «Ешь с голоду, люби смолоду», — Нестерка случая не пропускал. У девка разум в косе. Девку не привяжешь. Хоть мать с порога кричит: «В подоле принесешь — домой не приходи!» — а ноги сами ведут к тому стожку, где вчера была, охота пуще неволи. Только тогда и схаменется[9], как в животе шевельнется. Но одна кается, другая собирается, а молодцу все к лицу, знай не теряйся. Как говорят, погулял в волю, но и ответ держать надо. То неудавшаяся теща к отцу бежит, то братья за сестер или женихи, у которых невест поотбивал, в колья поиграть предлагают. На улицу не покажись, к людям не подойди, кругом виноват.

Решили тогда родители женить Нестерку. Но тут новая беда. Куда ни пошлют сватов, везде отказ. То наслышаны про его проказы, то кого из близких обидел, одним словом, получилось, как в той присказке, — девки за ним гужом, гужом, да все мимо.

А жили в селе еще две девахи. Одна рыжая, рот до ушей, ноги колесом, поросенок проскочит — не заметит. Другая косая и слегка хромовата. Одну Текля зовут, другую Адарка. Они-то замуж хоть в пятницу[10]. А старому Нестеру тоже — хоть как сына остепенить. «Женись на Текле, — говорит, — и все тут». Нестерка ни в какую. Уперся, что коза в капусте. Старый Нестер хотя и сам в молодости грешил, но отцовскую руку имел строгую. Взял вожжи да по старинке, с потягом, пока рука не устала: «Женись, черт, крутиться не будешь!» Подумал, подумал Нестерка, да и согласился. «Ладно, — говорит, — посылайте к Текле сватов». Дома все и рады. Но не тут-то было Нестерку провести. Помазал он гусиным жиром ниже спины, чтоб не так от науки пекло, и к Адаркиной матери.

«Так и так, — говорит, — женился бы на Адарке, да к Текле сватов засылают, а я ее братьев боюсь». У Текли братья известные — семеро, рыжие, кулаки по пуду и всегда чешутся. Но у Адарки мать тоже не проста. Про нее говорили: собери собак со всей округи — она и их перебрешет. Как услышала, что хлопец готов жениться на ее дочке, — глаза загорелись. Чуть уговорил ее Нестерка подождать. «Приходи завтра в гумно, что недалеко от церкви. Сразу после вечерней службы, втихую и уладим все дело».

Вернулся Нестерка домой, а там уже отец с Теклиными родными обсуждают, когда свадьбу играть, когда венчаться.

«Отклад не идет на лад, — говорит им Нестерка, — давайте завтра перед вечерней». На том и порешили.

Быстро сказка сказывается, а в умелых руках дело и того быстрее делается. Собираются назавтра люди в церковь, видят, Нестерка под руку с Теклей шагает. Сам в новых лаптях, чуб маслом намазан; невеста бураком губы натерла, косы из лошадиного хвоста подвязала — любо глянуть. Перед самой церковью пошептал Нестерка что-то батьке на ухо да к гумну, что невдалеке, засеменил. «Куда это он?» — насторожились братья Текли. «По нужде, дело житейское», — отвечал старый Нестер, глядь, а сын с Адаркой назад возвращается. Увидела это Текля и к ним, налетела на соперницу:

— Ты чего, кривая, лезешь на чужое! — Да как рванет с нее фату.

— Сама не на свое не разевай! — орет та в ответ и хвать Теклю за косы, а они и оторвались.

Тут мать ее подоспела, и братья Текли вперед, и люди, кто Адарке сосед, кто Текле свояк, кому просто языки потрепать охота, а кому руками помахать — все в одну кучу.