Любить и убивать

Ближе к двенадцати Сырцов прибыл к резиденции известного детективного агентства «Блек бокс». Осмотрелся для начала. Вроде все как всегда: черного мрамора антре в виде выступающего квадрата (истинно «черный ящик»); задранная на дневное время вверх, состоящая из средневековых копий металлическая решетка; два рекламных двухметровых амбала, стоявшие, грозно растопырив ноги, у бронзовой таблички, на которой по-английски и по-русски безукоризненной писарской прописью утверждалось, что это действительно детективное агентство под зазывно кинематографическим названием «Блек бокс».

— Извините, но мы обязаны знать цель вашего визита в наше агентство, — произнес явно заученную после долгих репетиций фразу один из амбалов. А другой, следуя той же немудреной режиссуре, добавил:

— По правилам вы должны при входе сообщить вашу фамилию и имя-отчество.

— По личному вопросу к вашему шефу Николаю Григорьевичу Сергееву, — покорно ответил первому Сырцов, а второму просто протянул визитную карточку.

Второй ушел в контору, а первый продолжал глядеть прямо перед собой, не обращая внимания на стоявшего рядом Сырцова. Не положено или показывал, что не уважает. Второй вернулся быстро и сообщил:

— Вас ждут.

Коляша встретил его как дорогого гостя: в компьютерном закутке секретарши, которая умильно смотрела на теплую встречу старых друзей, старательно изображавших взаимную благорасположенность.

В кабинете же Англичанин был приблатненно деловит:

— Имеешь что продать?

— Имею на что купить.

— Что же ты собираешься у меня покупать, не считая того, что я продавать не буду?

— Не у тебя, а тебя. С потрохами.

— Тогда уж, будь добр, объясни, что и как.

— Давай для разгона телевизор посмотрим, — неожиданно предложил Сырцов и без разрешения направился в угол к «Сони-29». Экран врубился на заставке новостей. Сырцов устроился в кресле напротив ящика и позвал Коляшу: — Иди сюда, Англичанин.

— Чего я там не видел? — проворчал Коляша, но подошел и сел. Чуял, что сырцовские игры — неспроста.

Симпатичная дамочка, чей рассказ сопровождали разнообразные движущиеся картинки, стала рассказывать, как погано живется в России и как замечательно во всем остальном мире, регулярно напоминая, что в этом безусловно виноваты власть, ее бездарная экономическая политика, а также бездействие милиции, Федеральной службы контрразведки и Генеральной прокуратуры.

И вдруг: оживленное и даже в какой-то степени кокетливое лицо ведущей дамочки вмиг преобразилось: глаза метали гневные молнии, брови сурово сошлись у переносицы, голос, уйдя на октаву ниже, возмущенно и мрачно клеймил:

— Сегодня ночью свершилось необъяснимо страшное. Наш коллега, наш товарищ, наш друг зверски убит. Уже давно смелые, острые, беспощадно разоблачающие пороки посткоммунистического общества публикации Михаила Грушина не давали спокойно существовать высокопоставленным взяточникам, всесильным мафиози, нечистым на руку банкирам...

Сырцов даванул косяка на Англичанина. Курносый носик у Коляши заострился, губы слились в тонкую линию, он слышимо и тяжело дышал.

Заглядывая в душу потрясенного зрителя предельно честными глазами, тот репортер, что полтора часа тому назад был на Краснобогатырской, темпераментно и быстро-быстро кричал в микрофон:

— Мы у дома, где свершилось преступление. Но, как обычно, милицейские чины, не позволив нам снять место преступления, не дают возможности вести наше собственное расследование, как обычно, ведущие это дело дознаватели и следователи отказываются отвечать на какие-либо вопросы... Все как обычно в этом государстве... Но нам все же удалось узнать отдельные и весьма интригующие страшные подробности. Перед тем как убить (он был задушен удавкой), Михаила Грушина зверски пытали. Мы не успокоимся, дорогие зрители, мы будем продолжать свое расследование.

Интервью с Тамарой Захаровной отпало, видимо, по ненадобности. Под завлекательную музыку пошла погода. Коляша носком блестящего узкого башмака выключил телевизор.

— Неинтересно, Коляша? — спросил Сырцов.

— Все, что ты хотел мне показать, кончилось, Жора.

— Впечатлило?

— Не то слово.

— Что делать теперь собираешься?

— Ничего.

— А я хочу кое-что предпринять.

— Что, если не секрет?

— Не секрет. Хочу взять тебя за жабры.

Коляша покинул кресло и устроился за своим суперсовременным начальническим столом. Машинально зажигая и гася многосуставчатую настольную лампу, он ждал, когда в посетительское кресло усядется Сырцов: ну как не порадеть родному человечку? Сырцов сел, положив на предназначенный ему отросток стола сжатые в замок руки. В такт постукивая ими, тихонько засвистал: «Восток — дело тонкое, Петруха!»

— Что молчишь? — не выдержал Коляша.

— Я свое сказал. А теперь музицирую, — прервавшись, сообщил Сырцов.

— Каким образом ты собираешься взять меня за жабры?