Любить, чтобы ненавидеть

На гастролях Елена Андреевна, к величайшему удовольствию Виктора Елагина, сидела на всех репетициях и спектаклях, на зрительских конференциях, на приеме у городского начальства и тому подобных мероприятиях, и потому ее мобильный телефон чаще оказывался отключенным, нежели в рабочем состоянии. Катю они с Виктором известили, что будут звонить сами в свободное время, чтобы она не беспокоилась, а Андрей, естественно, не мог добыть никакой информации — не звонить же, в самом деле, счастливому жениху (или мужу?) в Прагу!

Он просиживал в своем офисе допоздна, не торопясь возвращаться домой. Дануся звонила, проверяла, там ли он. Сперва изображала беспокойство, спрашивала, к какому часу готовить ужин, волновалась по поводу здоровья при таком безрежимном образе жизни. Андрей не выдержал и однажды жестко высказался:

— Не нужно, пожалуйста, заботиться обо мне с такой настырностью. Кажется, прежде тебя мало волновало, голоден я или сыт. Почему сейчас, когда наши отношения носят чисто формальный характер, тебя вдруг стало заботить мое здоровье? Попробуй объяснить.

В ответ Дануся мямлила несусветную чушь, излишне часто повторяя слова «муж», «жена», «обязательства» и все в таком роде.

— Не утруждай себя фальшивыми доводами. Я не так наивен, чтобы не понимать: каждый твой звонок — это банальная проверка. Не унижайся, не стоит опускаться так низко.

— А заводить любовницу, по-твоему, не низость? — вскрикивала жена.

— Она не любовница, а женщина, которую я люблю. Мне жаль, что ты этого так и не поняла. Тогда все было бы проще, — устало возражал он.

— Что проще? Бросить меня? Развестись, чтобы жениться на шлюхе?

— Попробуй еще хоть раз так выразиться, и мне придется тебя ударить, даже если сюда прибудет твой дядя со всей своей охраной. И закончим на этом.

Звонки после этой перепалки прекратились, но вскоре возобновились с той лишь разницей, что стоило ему снять трубку, как тут же раздавался сигнал отбоя.

Так прошел весь сентябрь.

Вечерами в офисе, когда текущие дела отступали, Андрей активнее, чем обычно, листал свежие газеты, вчитываясь в экономические новости. Поражало однообразие событий, какая-то мельтешня вокруг партий, Думы. Ничего кардинально нового, кроме нарастающей неграмотности и постоянных политических ляпов. Вот, обещают постепенно — в течение XXI века? — увеличить пенсию по старости до достижения «прожиточного минимума пенсионеров». Как следовало понимать эту формулировку, как стилистическую ошибку журналиста или как сообщение о том, что существует два вида прожиточного минимума — один для работающих людей, другой для пенсионеров? Об этом газета молчала… Очередное продление срока заключения Ходорковского… Его арест ощутимо ударил по всем бизнесменам, но что лежит на самом деле в основе всех обвинений, оставалось в тумане, в дыму, в сфере домыслов, вымыслов и разнообразных трактовок, появляющихся то в одной, то в другой газете…

Андрей стал чаще бывать у родителей, где с удовольствием погружался в чтение исторической литературы, которой особенно была богата библиотека отца.

Дануся достала его и там. Андрей просил отца всегда подходить к телефону самому и лишь потом передавать ему трубку. Таким образом она убеждалась, что муж действительно у родителей.

Сама Дануся к ним давно уже не ездила: с первых дней пребывания в Средневолжске, не найдя с милейшими стариками общего языка, она предпочла вовсе игнорировать их. Андрей не настаивал на общении, объяснял несложившиеся отношения различием интересов, занятостью молодой жены обустройством новой квартиры и другими причинами, которые сам же и придумывал, оттого что очень больно переживал ее нежелание найти общий язык с горячо любимыми им родителями. Позже, разумеется, все прояснилось само собой, когда самовлюбленность и эгоизм избалованной молодой женщины стали переходить все границы приличия.

В конце октября биржевой брокер, на которого Андрей возлагал все надежды, сообщил ему, что задуманная операция проходит успешно, даже с опережением предполагаемых сроков.

Даша с семьей давно уже перебралась с дачи в Москву. Гоша закончил основные работы в доме Якова Петровича и теперь, прощенный женой, жил, как обычно, дома, водил в школу и приводил обратно Сашеньку, гулял с ней. Но жизнь его и всей семьи благодаря посреднической деятельности Клавы резко изменилась: заказы как из рога изобилия сыпались на него. Это были и портреты, и пейзажи, и эскизы интерьеров новых квартир для еще молодого, но уже обретающего уверенность среднего класса и для очень состоятельных людей.

Клава, проявив себя еще раз человеком неординарным и практичным, как-то в отсутствие Даши спросила у Гоши:

— Скажи, Гошенька, вот повезло тебе наконец, работы привалило, хоть подмастерья нанимай…

Гоша приобнял Клаву ласково, сказал:

— Это не везение, старая, а твоя работа, Твоя заслуга, сама ведь знаешь. Никогда я этого не забуду, пока жив.

— Брось ты, я совсем другое хотела спросить. Не о заработках, нет, а вот скажи ты мне, нравится тебе то, что ты делаешь, стараешься от души или по необходимости?