Он вошел в столовую. Стол был накрыт, на ослепительной скатерти сверкали два прибора, его салфетка лежала свернутая так, что сверху оказалась монограмма с его инициалами, в центре стола стоял небольшой букетик полевых цветов в скромной керамической вазочке, рядом графинчик водки, настоянной на лимонных корочках, из кухни доносился упоительный запах чего-то мясного. Он сразу же окунулся в уютную обстановку семейной жизни и подумал, каким же надо было быть идиотом, чтобы столько лет лишать себя радости возвращения домой, но сказал не об этом, а совсем о другом:
— И все же браво кричали и стоя аплодировали…
Елена все поняла и расценила реплику как шлейф дурного настроения.
Поужинав, Виктор уселся на диван перед телевизором и, лениво щелкая кнопками на пульте, принялся рассказывать о событиях в театре, всегда новых и волнующих, хотя и удивительно однообразных.
Елена Андреевна убирала со стола без особой суеты, но быстро и легко, вставляла к месту инертные слова, долженствующие показать, что она слушает с интересом, и поглядывала на часы: с минуты на минуту должна была начаться передача по пятой программе о театре, которую раз в месяц вела ее врагиня. Времени рассказать о звонке Андрея не оставалось, и она решила поговорить об этом с Виктором после передачи.
Выглядела врагиня, на взыскательный взгляд Елены Андреевны, плохо. Безжалостный экран японского телевизора высветил все недостатки ее кожи, морщинки у глаз и у рта, дряблость шеи и тонкие, поджатые губы.
Виктор уловил ее мысли, притянул к себе, обнял за плечи, поцеловал в тугую, без единой морщинки щеку, шепнул:
— Ты на двадцать лет моложе.
Врагиня начала энергично, восторженно захлебываясь от работ молодых драматургов и режиссеров, еще никому не известных, хвалить которых стало модно, несмотря на то что их работы почти ничего общего с настоящим театральным искусством не имели. Скорее их можно было рассматривать как эксперименты, свойственные инфантильному бунтарству, или попытку соединить эстрадные номера с чтением прозаического, но никак не драматургического текста, разбитого на голоса.
Потом, надев на себя маску утомленного нарзаном человека, она перешла к премьерам прошедшего месяца и подробно остановилась на спектакле «Сирано де Бержерак» Ростана, поставленном известным актером, но дебютантом в режиссуре, Виктором Елагиным.
Елена Андреевна почувствовала, как он напрягся в ожидании.
Манера и стиль речи врагини резко изменились: на губах появилась снисходительная улыбка, голос звучал так, словно она произносила прощальную речь по безвременно усопшему, но при этом не сожалея, а констатируя закономерность его ухода в мир иной. Весь смысл многословных фиоритур врагини заключался в непререкаемой формуле: рожденный актером режиссером быть не может. В финале, уже откровенно насмехаясь над режиссерской находкой Елагина с приставным носом, она произнесла: «Таким образом, публика осталась с носом».
Виктор вскочил с криком:
— Ты говорила, что она не была на спектакле!
— По крайней мере, я ее не видела.
— Значит, ты где-то сама проговорилась, потому что, по сути, она высказала те же претензии к спектаклю, что и ты…
— Очнись, — перебила его Елена Андреевна. — Что ты мелешь? За все годы твоей работы я ни разу прилюдно о твоих ролях и слова не произнесла, всегда разговаривала с тобой с глазу на глаз. Ты что, забыл?
— Тогда на каком основании и по какому праву она разбирает спектакль, который не смотрела?
— Ну что ты зациклился: смотрела — не смотрела! Могла она, в конце концов, купить билет и тихонечко пройти, не обращаясь к вашим администраторам?
— Где ты видела, чтобы театральные критики ее положения покупали сами себе билеты? Не смеши меня! Ты хоть раз покупала?
Неожиданно Елена Андреевна засмеялась.
— Чего развеселилась, коварная?
— А разве не смешно, когда моя врагиня делает моему мужу бесплатно рекламу?
— Ничего себе, хорошенькая реклама! — усмехнулся Виктор.
— Ты прав. Реклама хорошенькая, даже очень! Вот увидишь, что будет твориться на следующем спектакле. Я специально приду и потолкаюсь в толпе, спрашивающей лишний билетик.
— Смеешься?
— Вовсе нет. Хочешь, поспорим?
— Я не хочу спорить с тобой, несносная. Никогда, — Виктор пошел к столу, увлекая за собой Елену, налил по рюмочке водки, одну передал жене и сказал: — За тебя, хранительница очага.
Елена выключила телевизор, усадила мужа на диван.
— Мне надо с тобой посоветоваться. У Кати опять проблемы…
— В Праге? С Ладиславом?
— Нет, там все, как он и обещал. Она звонила: в восторге от города, начала работать.
— Тогда в чем проблема?
— Звонил Андрей…
Ладислав, встретив Катю в аэропорту, повез ее к себе, предложив дня три пожить здесь, погулять по городу, адаптироваться, а после переселиться в гостиницу, которую он присмотрел заранее недалеко от офиса.
— Если тебя устроит эта гостиница, ты сможешь ходить на работу пешком, всего 12–15 минут энергичным шагом или 20 минут прогулочным.
— Последний вариант меня больше устраивает.
— Главное, чтобы понравилась гостиница, — настаивал Ладислав.