Ирен опустила бинокль. «Что за дуреха!» — сказала она вслух.
Рассерженная, она ушла с чердака, положив бинокль. Вернется ли она сюда? Во всяком случае, не скоро. И вообще ребенок Амалии ей не интересен.
До самого вечера у нее было плохое настроение, из-за которого любое занятие становилось бессмысленным. Она попробовала читать. Муж выписывал много журналов, и она, зевая, листала их. На политику ей было плевать. Финансы… Она по привычке бросала взгляд на те страницы, где печатался курс акций, и тут же перелистывала их… Мода? Да, некоторое любопытство просыпалось, но тут же угасало… Как же поручилось, что у этого малыша такой белый цвет лица? Родители ведь очень смуглые? И волосы у него скорее темно-русые. Ну, точно не поймешь… Бинокль, может, немного искажает цвета.
Она ухмыльнулась, сдерживая ярость. Еще чего! Не будет же все-таки она, чтобы развлечься… Лисица караулит у гнезда, заранее предвкушая… это еще куда ни шло… Но она!.. То есть я! Чего я ищу? Я так придирчиво к себе отношусь… что же меня здесь привлекло? И что я от себя скрываю?
Наутро она встретилась с Амалией в вестибюле.
— Как вы поживаете, милая Амалия? Идите сюда, давайте поболтаем немного… Вы страдаете от своей язвы?
— Да, мадам. Это очень больно. И доктор сказал, что долго не пройдет.
— Он вам дает порошки… белые порошки?
— Да. И еще он делает мне уколы… Я хотела спросить мадам… Жулиу вам не мешает?
— Да нет. Не будем об этом.
— Мадам так добра к нам. Я бы хотела, чтобы… Я бы предпочла уехать, если мой малыш напоминает мадам…
— Но кто же вам велит уезжать? Напротив, вы мне очень нужны. Не беспокойтесь, Амалия. Ничего не изменилось.
«Неужели я становлюсь подлой?» — подумала, оставшись одна, Ирен. Она быстро позавтракала, на минуту остановилась возле аквариума. Может, она бы закурила, если бы сигареты были у нее под рукой. Теперь она понимала, почему Жак так много курил. Беспокойство. Страх перед тем, что будет, перед тем, чего хочешь или боишься, что призываешь и чего избегаешь. «Нет уж, — думала она, — я наверх больше не пойду. Прежде всего, что мне там делать?» Она пошла за картами, начала раскладывать пасьянс, получится ли? И вдруг рассмеялась. Да у меня уже ничего не получилось! Будто что-то еще могло получиться! Она смешала карты и даже не дала себе труда сложить их. Как можно бесшумнее она поднялась на чердак. Она старалась приглушить шаги не из-за кого-нибудь. Из-за себя самой, чтобы не слышать себя и не задавать себе вопросов.
Она подошла к окошку. В саду было пусто. Еще слишком рано. Она села на большой чемодан, покрутила бинокль и снова заняла свой наблюдательный пост. Никого. «Но что, интересно, она делает? Сейчас самое время гулять. Воздух нежен и приятен. Она не знает, как надо обращаться с ребенком».
Ирен обошла чердак, остановилась перед кубками, на основаниях которых были выгравированы названия городов, где Жак одерживал победы: Брюссель… Экс-Лa-Шапель… Виши… В Виши ее кобыла два раза дала сбой, а у Жака был триумф. Забавно, она больше не сердилась на него за это, ну, почти нет. В конце концов, он ведь тоже все потерял из-за Патриса. И теперь тайна навсегда останется между ними. Патрис!
Она услышала, как катится по гравию коляска, и поспешила к окну. Амалия усадила ребенка, обложив его подушками, и он, глупо улыбаясь, хлопал в ладоши. Ирен пожирала его глазами. Волосы у него были действительно темно-русые, и изящные завитки вились над его лбом. Он схватил свой палец и запихнул его в рот, вдруг став очень серьезным и сосредоточенным. Движение коляски укачивало его. Он смыкал глаза, уже охваченные сном, но еще упорно сосал палец. Амалия направлялась к беседке, где, конечно, собиралась сесть и повязать. Ирен подтащила старый чемодан к окошку и удобно устроилась. Но Амалия миновала беседку и пошла дальше, к пруду. Бинокль был все время нацелен на спящего ребенка. Но картинка становилась все меньше и меньше. Ирен отняла бинокль от глаз. «Могла бы и оставить мне его», — подумала она. Решение было принято, пока она спускалась по лестнице. Она позвонила нотариусу.
— Альбер, помните, вы мне недавно предлагали, если я захочу погостить у вас несколько дней…
— Ну конечно же. Как только вам будет угодно.
— Я подумала… А если бы… сейчас… вы бы смогли меня принять? Я устала от этого дома. И потом, здесь меня осаждают воспоминания.
— Ну так дорогая моя Ирен, считайте, что мы договорились. Сюзанна заедет за вами.
— Нет! Нет! Не беспокойте ее. Меня отвезет Жюссом. Спасибо. Вы, правда, оба очень любезны. Я вам не надоем, будьте спокойны. Три-четыре дня, не больше. Просто чтобы немного отвлечься.
Она в спешке собрала чемодан.
— Я понимаю, мадам необходимо общаться с людьми, — сказала Франсуаза. — Лa-Рошетт — это немного тоскливо. И потом, мадам здесь ничего не держит.
Жюссом уже подкатил к крыльцу.
— Счастливо, — снова заговорила Франсуаза. — Пусть мадам развлечется немного. Доброго пути.
Часть вторая