Любимец зрителей

— С другой стороны что-то напечатано, все эти куски были вырезаны из газет. Предположим, что вырезали с четвертой страницы. Кусок, естественно, соответствует фрагменту текста на странице три. Согласны?

— Совершенно очевидно.

— Смотрите. «Убирайся», наклеим это слово на обратную сторону, что вы читаете на лицевой стороне?

— Я читаю: «различные». Это важно?

— Нет. Простой эксперимент. Но его можно продолжить.

Ногтем он поднимает уголок маленького прямоугольника и осторожно его отклеивает.

— Извините, — говорит он. — Я не очень доверяю своему заместителю. В лаборатории были тщательно изучены и лицевая, и обратная стороны, а потом я попросил снова склеить как было, но так, чтобы просто держалось. Потому что я хотел, чтобы вы поняли, как я к этому пришел.

Мне становится не по себе. Я не понимаю, куда он клонит.

— Слово «предупреждение», — продолжает он. — Переверните его. Не бойтесь.

Я пожимаю плечами.

— На обратной стороне может быть напечатано все что угодно.

— И что вы обнаружили?

— «Баллотирование». Глупость какая-то.

— О! Нет. Возьмите, мы перевернем все слова в обоих письмах.

— Но что вы хотите найти? На обратной стороне будет нечитабельный текст.

— Это было бы слишком хорошо, — улыбнулся комиссар. — Но из отдельных отрывков можно вынести крошки смысла.

— Послушайте, комиссар. Я здесь не для того, чтобы играть с вами не знаю во что. Может быть, вам и кажется это захватывающим. Но мне на ваши крошки наплевать.

Он не заводится. Он понимает, что мое раздражение притворно.

— Вы правы, — сказал он. — Я скажу проще.

Он разворачивает и соединяет вместе кусочки бумаги. Постепенно объявляет результат: «список… Друар…»

— Друар, — поясняет он, — это был кандидат от экологической партии.

Он продолжает.

— «8224»… «кабинет»… А! Вот самое поучительное. Слово «займемся»… мы знаем, откуда оно. Из «Фигаро», из номера, вышедшего на следующий день после первого тура выборов… Я читаю: «11402 избранных…» И так далее. Когда пресса опубликовала эти результаты? На следующий день после первого тура. Вы следите за ходом моих мыслей?

Напрягшись, ожидаю удара, еще не зная откуда, и соглашаюсь.

— Вы помните, когда умер мсье Фроман?

— Я не помню точную дату, но где-то в середине прошлого месяца, в субботу.

— Итак, — спросил Дрё поучительно, — итак?.. Считаем. Ровно за три недели до выборов.

На этот раз меня как парализовало, будто в нижней губе застрял крючок. Обрывки мыслей взрываются в голове. Я должен был подумать… Меня прижали. Моя ошибка! Моя ошибка! Моя ошибка! Столько ухищрений и… Это слишком глупо. Нужно держать себя в руках! Не показать виду.

Понемногу мне удалось прийти в себя, овладеть своим лицом. Оно продолжало выражать вежливый интерес, который начинал угасать.

Дрё жадно смотрит на меня, не прерывая показа.

— Вывод. Председатель умер задолго до того, как появились эти угрозы, которые советовали ему убираться. Вы понимаете, что это значит? Нет? Должен честно признать, что я тоже не сразу понял. Я сказал себе: «Мертвому не угрожают». Потом мне пришла мысль, что кто-то хотел подкинуть причину самоубийства, которое оставалось необъяснимым.

Он следит за мной с видом должностного лица, которое стесняется высказать личное мнение.

— Это первая ошибка, — сказал он.

Я пытаюсь иронизировать.

— Почему первая? Что, есть другие?

— Да, есть вторая, которая сразу же приходит на ум. Вы согласны со мной, что эти письма — блеф? Чтобы обмануть — кого? Они же должны обмануть кого-нибудь. Меня? Но для меня дело закрыто. Я подтвердил самоубийство. Это было законченное дело. Тогда кто был этот человек, которого эти письма должны были сбить с толку? А? Подумайте… Кто мог их обнаружить? Ваша сестра, Изабель.

На этот раз я не сдержался.

— Я прошу вас не втягивать ее во все это.

Дрё успокаивает меня жестом.

— Не сердитесь. Я ухватился за кончик веревки. Я развязал узел. Это все. Дело выеденного яйца не стоит. Ваша сестра задавала себе вопрос, почему умер ее муж. Ей дали ответ. Он умер, потому что его заставили.

— Однако…

— Подождите. Не перебивайте. Кто мог составить эти письма?.. О! Вы знаете, выбора нет. Мсье де Шамбон.

— Я тоже мог их составить. Раз уже вы начали, вы можете обвинить меня.

— Внимание! Не будем терять главную мысль. Эти анонимные письма, если отнестись к ним серьезно, только ослабили бы версию самоубийства. Вспомните фразу: «Убирайся или…» «Или» означает: или мы тебя прикончим. Но кому было интересно убеждать вашу сестру в том, что ее мужа убили? Я задам вопрос по-другому, если хотите. Кто заинтересован в том, чтобы избавить ее от подозрений, угрызений совести?.. Кто сказал, что ему тоже угрожают? А! Теперь понимаете! Мсье де Шамбон, черт возьми.

— Он? Ну, и чего бы он добился?

— Мсье Монтано, — вежливо обратился ко мне Дрё, — не делайте вид, что вы ничего не понимаете. Он бы приобрел симпатию, внимание, интерес, даже любовь женщины, траур которой не длился бы вечно. Мсье де Шамбон ничего не терял, потому что автором угроз был он. А выигрывал все. Попробуйте возразить, что он не был влюблен в вашу сестру. Будьте откровенны. Вы знали это?

Зачем отрицать? Однако я ответил: