Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Это не имело большого значения, так как моя роль была организаторской. Ноги, голос, священный душевный огонь были целы. Этого было достаточно. Я еще был способен перегруппировывать прибывавших солдат, указывать диспозицию и передавать приказы офицерам.

Но каждому уже встречались растерянные кортежи раненых, которые опять спускались вниз, все слышали рассказы санитаров, всегда наполненные ужасающими деталями.

Катюши поливали адским огнем: при каждой волне ракет ров наполнялся огромным серым кустом, откуда вылетали крики страдания, хрипы, призывные вопли.

У наших солдат, раздавленных этими двумя неделями ужаса, душа была тяжелее тела. Эта деревня, где в грязи лежало столько трупов, приводила их в ужас. Но достаточно было сказать им несколько слов, чтобы прогнать тревогу и просветлить душу, и на измазанных лицах появлялись улыбки. И, поправив свое снаряжение, они догоняли своих товарищей в опасности.

* * *

Погода сильно изменилась. После лунной ночи в Корсуне дождь перестал. Холод, вначале несильный, стал очень чувствительным. Ветер дул острый, как туча стрел.

В течение двух недель изнурительных маршей через грязь люди, обливаясь потом, оставили значительную часть своего зимнего снаряжения. Овечьи шкуры, подбитые ватой куртки, теплые брюки — все было брошено, одно за другим, от этапа к этапу. У большинства солдат не было даже шинели.

В большой утренней свалке никто не почувствовал мороза, но теперь он хлестал в лицо, кусал тела под легкой униформой.

Авиация противника сразу же воспользовалась ясной погодой. Она спускалась ревущими волнами до самой поверхности нашей голой долины. Каждый раз надо было впечатываться в землю, еще нетвердую, в то время как пули шлепали вокруг нас, разбивая камни и мелкие сучья.

В деревне непрерывно следовали друг за другом атаки и контратаки. У нас уже почти не было боеприпасов. В пулеметах еще было в среднем почти по пятьдесят патронов, то есть для того, чтобы выпустить одну очередь в несколько секунд.

* * *

Тогда солдаты решили улучшить положение отважными рукопашными боями. Наш командир подполковник Люсьен Липперт, который один из всего штаба ни разу еще не был ранен, сам возглавлял эти атаки.

Молодой, из офицерской элиты бельгийской армии, выпускник военного училища в Брюсселе, во главе своего выпуска он пошел в крестовый антибольшевистский поход как настоящий рыцарь-христианин. У него было прекрасное чистое свежее лицо, серьезные и ясные глаза. Подполковник в двадцать девять лет, он жил только для самопожертвования.

В тот день Люсьен Липперт как настоящий герой показал свою отвагу, вызывавшую дрожь. Однако это был крайне спокойный парень, не говоривший ничего лишнего, не делавший ни одного лишнего жеста. Но он чувствовал, что на карту поставлено все.

С горсткой валлонцев он обошел центральную часть Новой Буды и отвоевал несколько изб, выходивших к юго-востоку. Враг ускользал, затем появлялся в десяти местах в каждом закоулке, из-за каждого дерева, холмика. Снайперы не оставляли в покое наших солдат.

Надо было пересечь последние несколько метров пространства и добраться до одного дома. Люсьен Липперт бросился вперед, добрался до двери. В эту секунду он издал ужасный крик, услышанный на другой стороне Новой Буды, нечеловеческий крик человека, у которого вырвали жизнь. С грудью, пробитой разрывной пулей, Люсьен Липперт рухнул, как сноп, на колени…

Он провел рукой по лбу. У него еще хватило ясности сознания, чтобы поднять фуражку с земли и надеть ее на голову, чтобы встретить смерть чисто, с достоинством, по уставу…

* * *

Потребовалось ожесточенно защищать избу, возле которой он упал, пока солдаты не втащили его внутрь домика. Неприятель снова занял окрестности.

Но легион «Валлония» не хотел оставлять своего убитого командира в руках русских. Ночью лейтенант Тиссен, рука которого, пробитая пулей в феврале, гноилась, пополз с волонтерами, бросился на противника, отвоевал избу, откопал труп и под огнем принес его на наши позиции.

Мы положили командира на несколько неотесанных досок. Мы решили сделать прорыв, унося тело с собой, если прорыв был еще возможен. Или же, верные его памяти, умереть на его гробе.

Шендеровка

Мы были окружены больше, чем когда-либо. В среду утром 15 февраля 1944 года положение не улучшилось. Шендеровка была полностью взята окруженными частями, но ценой трех дней и двух ночей драматических рукопашных боев, и результат этот ничего не менял к лучшему. Что надо было сделать срочно, так это прорвать советские боевые порядки, добраться до немецких танков, подходивших с юго-запада и пытавшихся нас спасти.

Наши дивизии не продвинулись вперед более, чем на три километра к югу от Шендеровки. Зато у нас в тылу враг далеко уже обошел Корсунь: с 12 февраля на северном участке он захватил в три раза больший плацдарм, чем потерял на юге.