Люби и властвуй

– Можешь, спрашивай. От меня кусок не отвалится, - отвечал Шотор, свистом вызывая караульных, охранявших выход на пристань.

– Ты покидаешь ряды служителей князя и истины? - получилось на редкость коряво, и Эгин улыбнулся.

– А ты что, еще не понял?

– Я-то понял. Но скажи на милость, как тебе это удалось? Я, может, тоже последовал бы твоему примеру, да ведь ты, наверное, знаешь, что людям, вступившим в Свод, не выйти из него раньше времени, отмеренного Сводом.

– Вот именно, что людям, придурок, - подавив зевок, вставил Знахарь.

– А ты что - не человек, что ли? Или не придурок, а? - огрызнулся Эгин, которого хамство Шотора то забавляло, то приводило в бешенство.

– Вот именно, что не человек. А придурок, так это пожалуйста. Хоть тысячу раз придурок, - Знахарь высунул язык, приставил уши и состроил рожу, которую при свете дня Эгин счел бы уморительной. Но той лунной ночью она показалась ему отталкивающей и жуткой. Да, Шотор определенно не был человеком, хотя иногда им казался.

– Я - дионагган, или, как выражаются отдельные козлы вроде нашего любимого гнорра, хушак. Дотана-гела, да будет его посмертие легким, извлек меня из небытия где-то около месяца тому назад, воспользовавшись одной темной формулой из истинной «Книга Урайна». Я служил Дотанагеле верой и правдой и иначе не мог - благодаря «Книге Урайна» старикан имел надо мной почти безграничную власть. Но теперь он изволил протянуть ножки, а значит, я тоже могу валить к себе со спокойной совестью.

– К себе - это куда, а, Шотор? - когда страх отпустил, Эгина начал жечь страстный интерес, ибо он понимал, что если не узнает ответа на свой вопрос здесь и сейчас, на Перевернутой Лилии, пока Шотор в хорошем расположении духа, пока он разговорчив и празден, то едва ли узнает его когда-либо в будущем. Не гнорр же будет ему рассказывать, в самом деле.

– Ты - невежественный осел, Эгин, - беззлобно, но устало сказал Знахарь. - Потому что всякий просвещенный муж, рожденный в Варане, должен знать, что «туда» - это значит по ту сторону каменных зеркал, какими когда-то давно была заставлена Воздушная Обсерватория вот на этой самой долбаной Перевернутой Лилии. Можешь считать, что Знахарь собирается на дно морское, ибо для тебя что бронзовые зеркала в княжеской купальне, что каменные зеркала Обсерватории - одна и та же малина.

– Выходит, твоя прогулка «на дно морское» чем-то сродни самоубийству Элиена Ласарского в памятный год Тайа-Ароан? - Эгину не хотелось, чтобы Знахарь окончательно закрепил за ним звание невежественного осла.

– При чем тут звезднорожденные?! - возмутился Знахарь, насупившись. - Ты окончательно сбрендил, Эгин. Читал бы лучше всякую запрещенную муть про Крайние Обращения и не портил бы аппетита «Геда-ми» про всяких там… Пойми, Эгин, я не дурак, лезущий в петлю. Можешь считать, что я возвращаюсь домой.

– Тогда счастливого возвращения! - сдался Эган. Это не очень лестно для самолюбия - проигрывать в словесных перепалках безусым пятнадцатилетним мальчишкам. Но если они не мальчишки, а хушаки, то можно и утереться. Утерся - и пошел дальше.

Хотя идти дальше в буквальном смысле было некуда. За оживленной беседой на темы, сугубо запрещенные всеми уложениями Свода, они дошли до самого края причала.

Шестивесельная лодка, обещанная Лагхой, качалась на волнах, а солдаты - квелые, сонные, но исключительно мордатые и плечистые - уже заняли свои места на лавках.

Знахарь рассматривал что-то в черной морской дали и молчал. Молчал и Эгин. Кто-то должен первым сказать что-то вроде «Ну вот, пора!». К счастью, один из солдат, набравшись храбрости, крикнул им: «Мы готовы, милостивые гиазиры!» Как будто все дело было в них, и только них.

– Ну ладно, вали. Люби и властвуй! - сказал Знахарь, как некогда, казалось, давным-давно, еще в прошлой жизни, когда он лечил новоиспеченного рах-са-ванна Опоры Вещей Эгина от буйства Внутренней Секиры. Сказал и фамильярно хлопнул Эгина по плечу.

И, дабы подать Эгину пример, развернулся к нему спиной и зашагал прочь. Потерянный и все еще пьяный (о Шилол!) Эгин, словно зачарованный, смотрел ему вслед. Хушаку нужно было что-то сказать. Но вдруг Знахарь резко остановился и пошел в обратном направлении к Эгину.

– Постой, совсем забыл. У меня для тебя тут жетон припасен. А то, боюсь, сделают из тебя в Пиннарине чучело на потребу маленьким воспитанникам Свода. Вот, держи.

С реакцией у Эгина всегда был порядок. Серебристая молния, брошенная Шотором, сверкнула в темноте и приземлилась на раскрытую ладонь Эгина. Это была Внешняя Секира аррума.

– Будет отзываться на тебя по всем правилам. Это уж - верь моему слову.

Эгин рассеянно рассматривал подарок. Все как надо. Отверстия, глаза на секире Свода, должность.

– Ты мне всегда нравился, Шотор, - сказал Эгин в спину удаляющемуся Знахарю.

– Ну, без соплей, - бросил тот через плечо и ускорил шаг.

Когда его фигура слилась со скалами, льнущими к пристани, Эгин скомандовал солдатам отплывать. Те, разумеется, повиновались. И очень скоро Перевернутая Лилия осталась позади них, залитая лунным сиянием.