Лицо в темноте

Затем она торжественно швырнула в окно его подарок, и Эмма понадеялась, что в это время по улице проходила какая-нибудь остроглазая старушка.

Марианна окунулась в работу, наверстывая упущенное. Художник ничего не стоит, если он не страдал.

Эмме оставалось только пожелать, чтобы и она сама так же легко все забывала. Но она всегда будет помнить слова Блэкпула. В отместку она сожгла его снимки и даже негативы.

Ее проблема в том, что она слишком хорошо все помнит. Это и проклятие, и одновременно благо, что она видит случившееся год и много лет назад так же отчетливо, как свое отражение в зеркале.

За исключением той ночи, которая является ей только в туманных сновидениях.

Забрав свои вещи, Эмма спустилась вниз. Услышав звонок, она нахмурилась. Странно, всем известно, что Марианна уехала, и она сама уже одной ногой за дверью.

Эмма нажала кнопку домофона:

— Да?

— Эмма? Это Люк.

— Люк! — обрадовалась она. — Заходи.

Эмма забежала в спальню, кинула на кровать вещи и поспешила назад, успев встретить гостя, выходящего из лифта.

— Привет. — Она крепко стиснула ему руку, немного удивленная его отстраненностью. — Не знала, что ты в городе.

Отступив, Эмма оглядела его, и ей пришлось сделать усилие, чтобы сохранить на лице улыбку. Люк выглядел ужасно: бледный, с запавшими глазами, исхудавший. Последний раз они виделись, когда он отправлялся в Майами. Новая работа, новая жизнь.

— Я вернулся пару дней назад. — Губы у Люка дрогнули, но улыбки не получилось. — Ты все хорошеешь, Эмма.

— Спасибо. — Его рука показалась ей ледяной, и она машинально погладила ее. — Проходи, садись. У меня должно быть неплохое вино.

— Бурбон есть?

Эмма снова удивилась. За все годы их знакомства Люк не пил ничего крепче «Шардоне».

— Не знаю. Посмотрю.

«Майами не пошел ему на пользу», — решила она, изучая на кухне скудные запасы. Или, возможно, причина в разрыве с Джонно. Тот Люк, которого она помнила, которого целовала на прощание полтора года назад, был великолепным, мускулистым, здоровым, настоящим образцом мужественности.

— Коньяк, — объявила Эмма. Кто-то подарил ей на Рождество бутылку «Курвуазье».

— Отлично. Спасибо.

В доме не было ни одной коньячной рюмки, поэтому она взяла бокал для вина, себе налила «Перье».

— Мне всегда здесь нравилось. — Люк указал на расписанную Марианной стену. — А где твоя подруга?

— В Париже или уже близко. Будет там учиться. Он перевел взгляд на фотографии:

— Я видел в Майами твой фотоэтюд с Барышниковым.

— Самое большое потрясение в моей жизни. Я была поражена, когда Раньян доверил это мне..

— И обложку альбома.

Люк выпил, чувствуя, как бурбон проходит по горлу.

— Подожди, то ли еще скажешь, когда увидишь новый. — Эмма говорила легко и беззаботно, но в глазах ее была тревога. — Он появится к концу следующей недели. Разумеется, музыка тоже неплохая.

— Как Джонно? — Пальцы Люка, сжимающие бокал, побелели.

— Замечательно. Кажется, его уговорили сыграть роль в «Пороках Майами»… Уверена, он свяжется с тобой, если ваши пути пересекутся.

— Да. Его нет в городе?

— Он в Лондоне. Готовится к турне. Я еду с ними.

— Ты увидишь его?

— Да, через два дня. Нас ждет уйма работы. Люк, в чем дело? Тот осторожно поставил бокал, достал из кармана простой белый конверт и протянул ей:

— Передашь ему?

— Конечно.

— Сразу, как только увидишь.

— Хорошо. — Эмма хотела положить конверт на стол, но, заметив взгляд Люка, сказала: — Я положу его в чемодан.

Когда она вернулась, Люк стоял, сжимая обеими руками пустой бокал, и вдруг покачнулся. Бокал упал на пол прежде, чем Эмма успела подхватить Люка. Ее ошеломила невесомость его тела.

— Садись, ну же, садись. Ты нездоров. — Опустившись рядом с ним, она стала гладить его по голове. — Кажется, тебя лихорадит. Позволь, я вызову врача.

— Нет, — с яростью отозвался Люк. — Я уже был у врача. У целой оравы гребаных врачей.

— Тебе нужно поесть, — твердо заявила она. — Ты выглядишь так, словно целую неделю голодал. Давай, я приготовлю…

— Эмма!

Люк схватил ее за руку. Он видел, что она все поняла, но отказывается верить. Он и сам долго отказывался верить.

— Я умираю, — легко, почти умиротворенно сказал он. — Это СПИД.

— Нет! — Ее пальцы вцепились ему в руку. — О боже, нет.

— Мне плохо уже несколько недель. Точнее, месяцев. Я думал, это простуда, грипп, нехватка витаминов. Не мог заставить себя пойти к врачу, потом был вынужден сделать это. Я не согласился с первым диагнозом. И со вторым, и с третьим, — засмеялся он, снова прикрывая глаза. — Но от некоторых вещей нельзя убежать.

— Но можно же что-то сделать. — Обезумев от горя, она прижала его ладонь к своей щеке. — Я читала о курсах лечения, таблетках.

— Я напичкан таблетками. Порой я чувствую себя очень не плохо.

— Есть специальные клиники.

— Я не собираюсь проводить остаток своих дней в клинике. Я продал дом, так что деньги у меня есть. Сниму номер в «Плазе», буду ходить в театр, кино, музеи, на балет. Делать то, на что у меня последние несколько лет не хватало времени. — Люк улыбнулся, касаясь пальцем ее щеки. — Прости за бокал.

— Не бери в голову.