Лицо в темноте

Эмма зажгла в лаборатории свет и потянулась. Она провела большую часть дня, печатая фотографии, и у нее разыгрался зверский аппетит. Она надеялась, что Раньян и журнал «Роллинг стоунз» одобрят снимки, которые она сделала во время работы «Опустошения» в студии звукозаписи.

Эмма обшаривала холодильник в поисках чего-нибудь съестного, когда услышала звук открывающихся дверей лифта.

— Надеюсь, ты принесла какую-нибудь еду! — крикнула она.

— Извини.

Эмма вздрогнула, услышав голос Блэкпула.

— Я думала, это Марианна.

— Она дала мне ключ. — Беззаботно улыбнувшись, Блэкпул показал ключ и сунул его в карман. — Я бы заскочил в магазин, если бы предполагал, что застану здесь голодную женщину.

— Марианна на занятиях. — Эмма взглянула на часы. — Она должна скоро прийти.

— У меня есть время.

Войдя в кухню, Блэкпул заглянул в холодильник.

— Трогательно, — сказал он, беря импортное пиво, которое купила для него Марианна, затем внимательно посмотрел на Эмму.

Она вдруг почувствовала, что ее джинсы слишком узки, майка велика, и схватилась за край, сползающий с плеча.

— Извини, больше ничего не могу тебе предложить.

— Не бери в голову. Считай меня членом семьи.

Эмме не хотелось оставаться с ним в тесной кухне. Но когда она сделала шаг к двери, Блэкпул умышленно встал так, чтобы их тела соприкоснулись. Она была потрясена, ведь до сих пор Блэкпул вел себя лишь как учтивый друг ее подруги.

— Я заставляю тебя нервничать? — засмеялся он.

— Нет, — солгала Эмма, пытаясь не видеть в нем мужчину. — Вы с Марианной уходите?

— Собираемся. Хочешь присоединиться?

— Нет.

Как-то Марианна уговорила ее пойти вместе с ними, и Эмме пришлось весь вечер таскаться по барам, изображая радость.

— Ты очень редко выходишь, дорогая. — Он хотел коснуться ее волос, но Эмма отстранилась.

— У меня много работы.

— Кстати, ты напечатала мои фотографии?

— Да. Они сушатся.

— Не возражаешь, если я посмотрю?

Пожав плечами, Эмма направилась к фотолаборатории, уверяя себя, что не боится его. Если Блэкпул зондирует почву, желая выяснить, не будет ли она третьей в их дуэте, то она быстро поставит его на место.

— Думаю, ты останешься доволен, — начала Эмма.

— О, у меня большие требования, милочка.

Она напряглась, услышав это обращение, но продолжала:

— Я старалась показать человека неуравновешенного, отчасти высокомерного.

— Сексуального?

Она почувствовала на шее его горячее дыхание и не смогла удержать невольную дрожь.

— Многие женщины связывают высокомерие с сексуальностью. А ты?

— Нет. — Эмма показала на висящие отпечатки. — Если один из них тебе подойдет, я могу увеличить.

Блэкпул погрузился в изучение собственного портрета и забыл о флирте. Марианна очень хотела, чтобы съемка происходила в квартире, и Блэкпул согласился, желая хоть немного испробовать свои чары на Эмме. Он предпочитал молодых женщин — свежих, прямо, так сказать, с фермы. Особенно после отвратительного развода с женой, которой было тридцать. Заподозрив мужа в неверности, она каждый раз вопила, ну а поводов, естественно, хватало.

Блэкпул наслаждался пылкостью Марианны, ее умом, раскованностью в постели. Но Эмма, юная, тихая, — дело иное. Какое удовольствие сорвать с нее оболочку холодной сдержанности! А он может это сделать. Ее отец, конечно, придет в ярость, что сделает интригу еще более пикантной. Блэкпул обдумывал множество способов, как заманить обеих девушек в постель. Два нежных гибких тела, две способные ученицы. А мысль о невинности Эммы только усиливала его желание.

Отбросив на время эти мысли, Блэкпул изучал снимки.

— Марианна говорила, что у тебя хорошо получается, но я приписывал все ее дружеским чувствам.

— Нет, у меня действительно хорошо получается. — Даже в тесном помещении Эмме удавалось держаться от него на расстоянии вытянутой руки.

От его тихого смеха у нее по коже побежали мурашки. Черт, он и правда сексуален. Но в этом примитивном влечении было что-то отталкивающее.

— Именно так, милочка.

— Я знаю свое дело.

— Это больше, чем дело. — Блэкпул небрежно оперся рукой о стену, преграждая ей путь к отступлению. Его возбуждал элемент опасности. — Фотография — настоящее искусство, не так ли? Художник рождается с чем-то таким, чего нет у других людей.

Внезапно Блэкпул выдернул шпильку из ее волос. Эмма стояла неподвижно, словно кролик, попавший в свет фар грузовика.

— Художники всегда узнают друг друга. — Он медленно вынул еще одну шпильку. — Ты узнаешь меня, Эмма?

У нее не было сил ни говорить, ни двигаться. На какое-то мгновение она даже лишилась способности думать. Наконец она отрицательно покачала головой, но Блэкпул прижал ее к стене и впился ей в рот жадными губами.

Эмма не сопротивлялась. По крайней мере, сначала. И она всегда будет ненавидеть себя за этот ошеломляющий миг наслаждения. Блэкпул раздвинул языком стиснутые зубы. Она застонала, начиная протестовать, а его руки уже сжимал под майкой грудь.

— Нет, не надо! — сумела выдавить она.

Блэкпул только засмеялся. От ее дрожи простое любопытство вдруг превратилось у него в настоящий огонь. Он всей тяжестью навалился на Эмму.

— Пусти меня!