— С вами не соскучишься, — сказал Скаргин. — Выходит, мы будем искать преступника, а вы наблюдать и сокрушаться, что долго ищем? Как же вести следствие, если вы умалчиваете половину из того, что знаете, а, Сагайдачный?
Киоскер шмыгнул носом, бросил исподлобья колючий взгляд.
— Так сколько раз приходил Прус седьмого января?
— Не знаю, — неуверенно огрызнулся Сагайдачный.
— А все-таки?
Киоскер промолчал.
— Вам кажется, что Прус приходил седьмого еще раз, так?
— В том-то и дело, что и так и не так. Не уверен я. Может, то седьмого было, а может, и раньше.
— Четвертого?
— Нет, только не четвертого. С третьего по пятое я болел и на работу не выходил. Прус приходил днем или седьмого, или шестого января. А вот точно сказать не могу.
— Почему не говорили об этом раньше?
— Будто не знаете?
— Почему?
— Что ж говорить, если сам точно не знаю, когда это было?
— И бюллетень во время болезни не брали, — догадался Скаргин.
— Не брал, — признался Сагайдачный. — План все равно выполнил.
— Давайте подведем итог, — сказал Скаргин. — Я вас понял так: шестого или седьмого января Прус приходил в мастерскую к Фролову дважды — днем и вечером.
— Вроде так.
— Точнее не помните время?
— Знаю, что обедать я собирался. Получается, примерно в час дня.
— Первый раз в час дня, а второй — в девять вечера?
— Да.
— На сегодня хватит. — Скаргин отбросил окурок. — До свиданья.
Сагайдачный недоверчиво глянул на следователя.
— А по мне, так прощайте, — сказал он и резко захлопнул дверь.
Скаргин сделал уже несколько шагов, когда раздался звук открываемой двери.
— Извините, если что не так, — услышал он за спиной.
Воздух постепенно прогревался. Редкие, похожие на упругие комья ваты облака неподвижно застыли в небе, черные стволы деревьев были влажными и, наверное, прохладными на ощупь.
Логвинов представил себе, что через минуту-другую вдруг лопнут почки, покажутся ярко-зеленые ростки, по-мультипликационному быстро потянутся к солнцу, не удержался, коснулся ветки и почувствовал, как между пальцами проскользнула тугая клейкая почка.
Он свернул в переулок, замедлил шаги, вдохнул полной грудью пахнущий приближающейся весной воздух и только после этого прошел сквозь витые железные ворота.
На веранде двухэтажного дома он увидел девушку. Она сидела в старом плетеном кресле и, облокотившись о перила веранды, смотрела вниз — на мальчика и девочку, игравших в прятки. Логвинов поднялся по лестнице, нашел дверь пятой квартиры, хотел позвонить, но кнопки звонка не обнаружил и постучал в дермантиновую обивку. За дверью не было слышно ни звука. Он постучал еще раз и, показывая на завешенное портьерой окно рядом с дверью, спросил у девушки:
— Не скажете, это окно относится к пятой квартире?
Она утвердительно кивнула. Логвинов постучал в окно и услышал, как девушка прыснула от смеха.
— Чему смеемся? — обернувшись, спросил он.
— А вы, случайно, не из милиции? — улыбнулась девушка.
— Мне нужна Татьяна Степановна Обухова.
— Зачем вам она? — поинтересовалась девушка.
— Это, извините, наше с ней личное дело.
Девушка снова засмеялась:
— Интересно. И какие же у вас со мной личные дела?
Логвинов откашлялся:
— Извините. Я действительно из милиции. Вот мои документы.
Таня посмотрела на удостоверение.
— А я, между прочим, уже двадцать минут вас жду. — Она встала, отбросила за плечи длинные черные волосы, перевязанные сзади малиновой ленточкой, и предложила: — Давайте побеседуем на воздухе. Мама оставила мне ключи. Под половицей. Но мне не хочется…
— Татьяна Степановна, с меня мороженое. Прошу вас! — Логвинов сделал широкий жест в сторону лестницы.
Таня посмотрела вниз и улыбнулась:
— Этот мальчик совсем не умеет играть. Сколько смотрю, он все ищет и не может найти.
— Просто девочка умеет прятаться, — сказал Логвинов, когда они выходили со двора.
В кафе-мороженое «Солнышко» вела винтовая лестница. Они поднялись по бетонным ступенькам, заняли столик в дальнем углу. Несмотря на то что было еще прохладно, цветные тенты, натянутые над столами, придавали кафе сходство с островком, окруженным по-августовски пляжной жарой, — так ярок был солнечный свет. Правда, желающих полакомиться мороженым оказалось немного: несколько школьников с пузатыми портфелями, пожилая пара и четыре девочки, которые, судя по количеству вазочек с мороженым, собирались поставить мировой рекорд.
Таня попросила виноградного сока, и Логвинов из солидарности взял сок и себе.
— Мама предупредила меня, что вас интересует, — сказала девушка, Сделав первый глоток. — Так вот, в первых числах января, незадолго до смерти дедушки, мама позвонила тете Ане и попросила, чтобы я пришла вечером в шесть часов.
— Зачем? — спросил Логвинов?