Лицо под вуалью

– Да, ну очень старый… – продолжила Никола. – Понимаете, он вечно жаловался, что ему не хватает денег, особенно при таких счетах на бензин зимой. И он любил звонить по телефону. У него была дочь в Ирландии или где-то там, и он любил ей звонить. Без толку было ждать, чтобы она позвонила ему сама, обычно говорил он. Ну, я ему сказала, мол вы должны подать заявление на дополнительное пособие. Почему бы и нет? Вы имеете на него право, и я считаю, что надо получать то, что тебе положено. Эти старые люди гордые, но такая гордость просто не имеет смысла. Если ты работаешь всю жизнь, то имеешь право на все, что предлагает тебе государство. Но он так не считал. С моей стороны нехорошо просить это пособие, сказал он мне, у меня лежат деньги в банке, и мне придется им рассказать о них; у меня больше трех тысяч в Доверительном сберегательном банке, и когда я о них заявлю, мне ни за что не дадут дополнительное пособие. И это правда.

– Мы говорим о мистере Эрике Своллоу? – спросил Вексфорд, делая героическую попытку выпить свой чай из гибискуса.

– Да, о старине Эрике. По-моему, я никогда не знала его фамилии, а ты, Трев? Во всяком случае, он всем рассказывал о своих трех тысячах в банке, хвастался ими. И я слышала, как он сказал, будто его дочь рассчитывает их получить, но она не должна думать, что это произойдет автоматически. Это его деньги, и он имеет право делать с ними, что захочет. Имейте в виду, он все время жаловался на нее, потому что она неделями не давала о себе знать.

– А что вы там сказали насчет завещания? – напомнил рассказчице старший инспектор.

– Это было, должно быть, год назад или больше… Ну, по крайней мере год назад. Она только что ушла с работы в социальной помощи, но все равно приходила к нему в дом каждый день. Я сидела здесь и работала над нашим каталогом, и Тревор тоже был дома, когда она подошла к двери и спросила, не засвидетельствуем ли мы один документ для Эрика. Это было совершенно неожиданно – я хочу сказать, что раньше почти с ней не разговаривала, и она игнорировала меня, когда встречала на улице. Она сказала, что ему нужно подписать документ, и нужны два свидетеля. А потом, знаете, что она сказала? Что было бы лучше, если б мы не были женаты, и вообще никак не связаны друг с другом! Я была поражена. Ну, я подумала, что это имеет какое-то отношение к дополнительному пособию, и собиралась пойти, но Тревор спросил у Гвен, что это за бумага, и она ответила, что это пустяки, нам не о чем беспокоиться, просто анкета. Ну, естественно, Тревора это объяснение не удовлетворило, и он сказал, он должен знать, что мы подписываем до того, как пойдем туда, и тогда она сказала, что это завещание Эрика.

– И меня это очень насторожило, как вы можете себе представить, – вставил Моррисон. – Это дурно пахло, если вы меня понимаете.

– Совершенно верно, это дурно пахло, – подтвердила его подруга. – Во всяком случае, я просто сказала, что мы очень заняты, чтобы она на нас не рассчитывала. Гвен ответила, что всё в порядке, что она быстро найдет еще кого-нибудь и что в любом случае ее племянница приедет завтра вечером. Я думаю, вы уже знакомы с этой племянницей, не так ли? Это та, у которой такой вид, будто она модель, демонстрирующая одежду…

Все это звучало довольно интересно и было бы полезно, если бы Гвен Робсон подозревали в убийстве, а Эрик Своллоу и любой из этих других стариков и старух были жертвами. Но жертвой стала именно она. Вексфорд задал вопрос о передвижениях Ральфа Робсона, и Никола Резник смогла сообщить ему, что слышала какие-то звуки из соседнего дома поздним вечером в четверг. Стена между домами была тонкой, и можно было услышать щелчок выключателя, когда включали или выключали свет, постукивание палки Робсона и, конечно, телевизор.

Чем ей особенно запомнился прошлый четверг?

У Робсона работал телевизор, и шла детская программа «Голубой Питер», сказала Никола. Она началась в пять минут шестого, а за ней шла программа о здоровье, рассказывающая о микроэлементах в качестве пищевых добавок. Резник ею заинтересовалась и включила свой телевизор, хотя телевизор Робсона работал так громко, что ей можно было этого и не делать.

* * *

Снова вечер четверга, через неделю после убийства. Семь дней назад Клиффорд Сандерс въехал на Куин-стрит со стороны Хай-стрит на машине своей матери и поставил ее с левой стороны от счетчика, а потом бросил, если верить его словам, в щель сорок пенсов, что давало право на час стоянки. Но он приехал без двадцати минут пять, и поэтому, когда ушел от Олсона, на счетчике еще оставалось десять оплаченных минут. И он просидел эти десять минут, размышляя над тем, о чем они говорили с Олсоном, обо всей этой чепухе насчет Додо. Хотя Бёрден в это ни на секунду не поверил.