Конечно, нашлось и мороженое, и белые персики, чтобы сделать коктейль «Беллини», так что остаток вечера мы провели в dolce far niente.
Дни летели, стремительно перелистывая календарь. С пятницы, одиннадцатого апреля, мы с доктором Тедеской и его ассистентом Марко начали готовить синьора Лоредано к операции. Признаюсь, я волновалась не меньше, чем перед операцией Карло Контарини-Маффео: все-таки Лоредано намного старше, да и маска пробыла на его лице пять лет, а не год. Еще один повод для беспокойства – мы не знали, как поведет себя pellis. Все-таки случается, что он не подходит для какого-то типа кожи, и слой геля так и остается слоем геля, не превращаясь в дерму, эпидермис и прочее. Обо всем этом я честно рассказала пациенту и получила совершенно спокойный ответ:
– Дорогая моя, все это совсем не кажется ужасным человеку, который прожил пять лет скованным, в непонятном подземелье, ежеминутно ожидая новых пыток… Очень долго я знал, что у меня нет никакого будущего, а вы открываете для меня целых два его варианта! Вот только, боюсь, мне негде найти снимок, показать вам, как я выглядел когда-то.
– Думаю, что это наименьшая из проблем, – улыбнулась я. – Вы забываете, что в наших рядах – глава Службы магбезопасности Венеции. Что-то мне подсказывает, что у него найдется на вас досье…
– Ну да, конечно! А в досье должен быть портрет. Спасибо, Нора! – он слегка сжал мою руку. – Значит, до понедельника?
Над операционным столом зажегся свет. Я помолилась Бригите, взяла скальпель и провела первый разрез… Все было точно так же, как и во время операции Карло, и совершенно по-другому. И, честно говоря, мне ужасно не хватало Лавинии: оказывается, в прошлый раз осознание ее присутствия за спиной придавало твердости моей руке. Мы с Тедеской воспользовались техникой, которую она показала на той операции, воздушными лезвиями, и процесс шел куда быстрее. Периодически я посматривала на портрет Лоредано, висящий на стене прямо передо мной. Что и говорить, красивый был мужчина. Хорошо бы было, если бы наш pellis не закапризничал и эту патрицианскую внешность удалось воссоздать…
На счет «три» мы в четыре руки удалили маску, и я стала наносить рассчитанные дозы препарата, проговаривая про себя те самые заклинания, которые должны превратить эту анатомическую модель в человеческое лицо. Собственно, эти заклинания и являлись главным достоянием доктора Хемилтон-Дайер, поскольку были полностью моей разработкой. Наконец все закончилось, и две сиделки повезли синьора Лоредано в ту же палату, где лежал после операции Карло. Я вымыла руки и пошла следом, чтобы проконтролировать, как будет поставлен абсолютный щит.
Пьетро поймал меня, когда я, дав сегодняшней сиделке окончательные инструкции и запугав ее, насколько было возможно, вывалилась из палаты в коридор.
– Спешишь? – спросил он, легко спрыгнув с подоконника.
– Не особенно, – я посмотрела на часы. – Собственно, на сегодня по плану у меня остался только урок танцев, а перед ним нужно будет отдохнуть.
– Тогда пойдем выпьем кофе. Сегодня наш мсье Гультрэ обещал паннакотту с земляникой, а?
Я только застонала: за десерты французского шеф-повара Ка’Контарини можно было продать душу.
В голубой малой гостиной я уже чувствовала себя практически как дома. Когда горничная принесла кофе и три порции паннакотты (две для меня, одну для Пьетро), хозяин, закрыв за ней дверь, привычным жестом поставил полог от подслушивания и спросил у меня серьезно:
– Ты думаешь, все получится?
– Ничего не могу сказать до среды, – ответила я. – Я говорила тебе тогда, в феврале, и говорю сейчас: все зависит от того, не произойдет ли отторжения препарата. С Карло все получилось идеально. Кстати, есть известия, как они там?
– Все отлично, ловят рыбу и гуляют по лесу, – он махнул рукой. – Предположим, все получилось. Как ты считаешь, стоит Лоредано появиться на твоем приеме?
– Почему нет? – ответила я вопросом на вопрос. – А что тебя так беспокоит?
– Дело в том… – он потер пальцем левую бровь. – Понимаешь, я хочу предложить Лоредано не покидать пост дожа.
– Однако… Вроде бы он сказал, что все решил и будет предлагать Совету десяти назначить новые выборы. Как ты сможешь его переубедить?
– Не знаю. Но сейчас для смены дожа исключительно неудачный момент. Если выборы будут объявлены, почти наверняка пост достанется Лодовико Дамиани. Для нашего дома это означает сокращение государственных заказов и отмену льгот, как минимум. С семьей Дамиани мы… не дружим. Давно.
Политика и деньги, конечно, в чем же еще может быть дело… Я поморщилась, но, видимо, слишком явно, потому что Пьетро, вспыхнув, стал объяснять мне, что это никакой не протекционизм… Покачав головой, я положила ладонь ему на руку.