Со мной соглашаются. О погоде говорить безопасно даже заклятым врагам, давно известно. Под такие нейтральные разговоры мы приканчиваем первое, салаты, разделываемся с омарами. Тигранович сегодня решил не отставать от моды в кругах, которые, самонадеянно на мой взгляд, считают себя элитой. Среди свинопасов они элита, мысленно злословлю.
– Сергей Тигранович, зачем вы так сделали? – замминистра делает ход первым, тон его укоризненный. Он прав, мы уже потягиваем кисленькое вино, с основными блюдами покончено, можно и начинать.
– Анатолий Степанович, дорогой мой, хотите верьте, хотите – нет, но мы ничего такого не делали, – Тигранович крайне любезен. А чего бы ему не любезничать, все козыри у нас.
– Владислав Олегович, – замминистра обращается ко мне, – это же ваша дочка. Будете меня уверять, что не знали, что она собирается выдвигать такие абсурдные требования?
– Анатолий Степанович, мы не говорим, что не знали. Мы говорим, что сами ничего не делали. А знать, вы тоже знали. Мы же вас предупреждали о грозящих неприятностях, помните?
Наш собеседник задумчиво смотрит на меня сквозь стекло фужера. Объясняю до элементарных подробностей, чтобы самый тупой понял.
– Конечно, я знал и начальству докладывал. Дочка у меня с характером. Её с друзьями грубо выбросили за борт, они защищаются, как могут. Перебрали через край? – еле заметно замминистра кивает, – так и с ними никто не церемонился. Я даже ничего ей не советовал, поддерживаю только морально. Обошлись с ними совершенно, простите, по-свински. Вы работайте, завоёвывайте Лицею славу, а призы и премии получать будет кто-то другой.
– Анатоль Степаныч, дорогой мой, сами видите. Владислав Олегович переживает, как отец. Не более того, – ловко закругляет мой спич Тигранович. – Более того, мы своих лихоимцев пера придержали.
– Скандал всё равно вышел за рамки Лицея. Дошли до Петербурга отголоски, – недовольно замечает замминистра.
– Но ведь во всю силу, на всю страну пока не грохнуло, – утешает Тигранович.
– А ведь всего-то и надо было, – укоряет замминистра, – ввести в ваш совет директоров нашего человека. Мы же ничего такого не просили. Одна маленькая декоративная должность…
– Ах, бросьте! – отмахивается шеф, – знакомы с такими заходами. Сначала декоративная должность, а лет через пять национализация и с днём рождения, новая госкорпорация. А всех нас – на улицу. Плавали, дорогой мой, видели.
Шеф поминает сильно нашумевшую в высших кругах историю национализации «Руссо-балта». Почти детективная история, но если кратко, то неожиданная национализация процветающей автомобильной компании в итоге привела к сдаче многих позиций на мировом авторынке.
Доля вины лежит и на бывших владельцах «Руссо-балта», но, в любом случае, нам-то зачем в нашей корпорации соглядатай со стороны? Чиновники сами ничего создавать не умеют, но поуправлять, только дай.
– И что дальше? – интересуется замминистра.
– Ничего особенного, дорогой мой, – хладнокровно заявляет Тигранович, – всё зависит только от вас. Захотите скандал на всю страну – будет скандал. Не захотите – не будет.
Вот и всё. Тигранович может разговаривать намёками и долго ходить по кругу, но не находит нужным.
– А говорите, что ничего не делали, – с чувством горечи комментирует замминистра.
– Но не говорили, что ничего не будем делать. Если экономическое общение с нами вам не интересно, то хотя бы за права своих детей поборемся. Хоть моральную компенсацию за потерю десятков миллионов получим.
Тигранович замолкает, крутит в руках фужер с остатками вина и через паузу добивает.
– Дорогой мой, разве мы не имеем на это права?
– Прямо уж десятки миллионов, – бурчит замминистра, – как только насчитали…
– Сотни людей в административном отпуске, – сообщаю с молчаливого согласия шефа, – остановленное производство, склады, забитые под крышу готовой продукцией, которая лежит мёртвым грузом несколько месяцев…
– Огромные средства заморожены, – включается шеф, – высокотехнологичное производство очень уязвимо. Это вам, дорогой мой, не деревянную тару гвоздями сколачивать.
О том, как нас министерство подставило, мы ещё помалкиваем. Сами знают. Требовали сразу огромную партию, а когда она была готова, сдали назад. Сволочи! Что там деньги? Сколько мы нервов истратили! Компьютеры оказались на удивление скоропортящимся товаром. Они не сгнивают и не плесневеют, но морально устаревают со всё более стремительными темпами. Через полтора-два года на эти компьютеры потребитель будет смотреть, сморщив нос.
Так что, молодец Даночка! Намеренно меняю ход мыслей, а то злость прямо вскипает.
– Скандала мы, конечно, не хотим, – пожимает плечами замминистра, – вопрос в том, не слишком ли дорого нам это желание обойдётся.
– Не дороже денег, дорогой мой! – с энтузиазмом провозглашает Тигранович. Замминистра морщится.
– Зачем тогда в суд подали? Так не принято…
– Не знаю, как у вас принято, – я вступаю в разговор, – в коммерции принято договора выполнять. Мы же ничего сверх оговорённого в контракте не требуем.
– Скажите прямо, что вы хотите? – замминистра смотрит то на меня, то на шефа.