Лицей. Венценосный дуэт

– Не откажу, – папахен смеётся и снова уходит к кассе. Подозреваю, с чувством облегчения. Подарки выбирать труд тяжкий и часто неблагодарный. Пока он ходил туда-сюда, я ему одеколон купила. За двадцать рублей с хвостиком. Нравится мне такой расклад, хи-хи-хи…

29 декабря, суббота, время 18:35.

Квартира Молчановых.

Ужинаем. Лёгкую тень озабоченности вижу на челе любимой мачехи.

– Не морщи лоб, Эльвира, – одёргиваю её, – всё нормально. Я подарок папочке купила. За целых двадцать два рубля, так что успокойся.

– Он нам за шестьсот рублей духи, а мы ему за двадцать одеколон? – скептически кривится мачеха. Папахен молча улыбается.

– Ты не понимаешь, мамочка. Хоть за рубль, это же всё равно его деньги. Он наоборот похвалит нас за экономию. Правда, папочка?

– Правда, Даночка.

– И тебе никто не мешает вознаградить его ночью дополнительно. Правда, папочка? – папахен ржёт, Эльвира неожиданно краснеет. Чего это она? А, точно. Я давно так не шутила, отвыкла.

Конец главы 10.

Глава 11. Новый год

4 января, пятница, время 13:40

Загородная усадьба Франзони

– Ганнибал! Вперёд! – Ледяная энергично, но аккуратно ударяет жеребца шенкелями и с нарастающей скоростью мчится к барьеру.

Я свою Милку придерживаю, жду. Как только Ганнибал перепрыгивает барьер, делаю то же самое. Несусь к барьеру и легко его беру. Я почти не уступаю в умениях Вике, но конным фанатизмом, как она, не страдаю. Вот и сейчас, Ледяная не собирается успокаиваться и делает заход на высокий барьер. Я пробовать не собираюсь. Скорее всего, преодолею и я, но есть небольшой шанс споткнуться. Оно мне надо? Моя сегодняшная кобылка не такая мощная, как Ганнибал, так что ну его!

Артём и Миша объезжают барьер, присоединяются ко мне. Порысим немного по кругу, пока Ледяная даёт Ганнибалу возможность проявить удаль на глазах изящных подруг.

– Вы, мальчишки, такие же задаваки, как Ганнибал. Видите, как он форсит перед нашими девчонками, – глажу согласно пофыркивающую Милку по шее.

Артём с Мишей переглядываются слегка смущённо. Только что пришлось их прессинговать, чтобы они не рвались брать барьеры. Рано им ещё.

– Риск – благородное дело, – мальчик Артём пытается спорить?

– Только ради дела. На войне или ради спасения кого-то. А просто так… – жму плечами, – фиг бы с вами, но если лошадь ногу сломает, как будете в глаза Юльке смотреть? Её же потом забить придётся.

– Кого? – удивляется Артём, – Юльку?

– Почему? – когда все прохохотались, удивляется Миша. Вот невежда!

– По кочану. Сломанную ногу у лошади вылечить невозможно. Она не может неподвижно лежать несколько недель, как человек.

– Но вам же, девочкам, это нравится, – всё-таки срезает меня Миша, – когда мальчики форсят.

Артём поддерживает его ухмылочкой.

– Нравится, – вынуждена согласиться, – и тем больше, чем глупее девочки.

Снова воссоединяемся с Ледяной.

Только с сегодняшнего дня я начинаю восстанавливать свой полностью порушенный режим. Первый раз я его так круто исковеркала. Цена удавшейся новогодней ночи. На полную катушку оторвались.

Новогодний бал в Лицее в субботу 29-го мы проигнорировали. Не только наш класс. Пистимеев меня спрашивал, хочу ли я, чтобы его и другие классы нас поддержали.

– Нет. Просто скажи, что мы не идём. Объяснять надо, почему?

От объяснений Саша отказался. А в понедельник…

31 декабря, Лицей.

– Класс, что за обструкцию вы устроили Лицею? – возмущённо спрашивает англичанка. Мы все недоумеваем. И что выясняется? А то, что на празднике было удручающе мало народу. Кроме юристов, в полном составе, кстати, там к своему собственному удивлению оказалось пара десятков математиков и научников. Всегда есть люди, мимо которых проходят все новости. Пришлось им рассасываться уже в процессе. Оставили юристов в гордом одиночестве.

– Мы, преподаватели, тоже чувствуем себя оплёванными, – нагнетает англичанка. Это она совершенно зря. На такие праздники учителя в полном составе никогда не ходят. Отряжается дежурная бригада из четырёх-пяти человек и всё. Остальные по желанию, которое редко в себе обнаруживают. Для них это работа, от которой любой нормальный человек всегда рад избавиться. На чём я её и ловлю.

– Праздник, небось, быстро закончился?

Людмилка, – так мы её промеж себя кличем, – подтверждает.

– И чем вам плохо? Пораньше домой ушли. Нет, чтобы спасибо нам сказать, – осуждающе поджимаю губы.

Класс поддерживает меня дружным укором в десятках глаз. Смешок невпопад откуда-то с камчатки общего впечатления не портит. Англичанка теряется.

– И на будущее тоже. Теперь все праздники в Лицее будут проходить уныло и очень быстро, – «радую» её. А может, и без кавычек радую, кто знает…

Людмилка округляет глаза. Вопрос «Вы чего?» с такими глазами можно было и не переводить в вербальную форму.

– Это глупо, – добавляет она, – какие-то детские обиды.

– Мы участвовать в общих мероприятиях Лицея больше не будем. Это наша официальная позиция. Простите, кажется, я забегаю вперёд, – оборачиваюсь к классу, – кто «за»?

Все дружно взмётывают руки. Людмилка растерянно хлопает ресницами.