Лицей. Венценосный дуэт

Пришлось признаться. А что тут скажешь?

– То есть, нарушили Положение о конкурсе, – не менее жёстко спрашивает Данилов и поясняет, – ведь подразумевается, что члены жюри должны иметь независимое мнение.

– Получается, что члены жюри – юристы поддержали участников конкурса – юристов. Явный протекционизм, – мягко улыбается Конти. – Так что вы разделяете ответственность за то решение.

– Разделяю, – вздыхает Лев Семёнович, – но моя ответственность вторична.

– Павел Петрович от неё увернулся, – почти ласково говорит Конти, – так что за всё придётся вам отвечать.

– Это понятно, что бывший директор продавил решение, – добавляет Данилов, – но вы тоже под ним подписались.

Избиение младенцев долго не продолжается. Мужчины уходят. Лев Семёнович задумчиво оглядывает кабинет и рабочий стол. Кажется, я здесь не надолго, – застревает и не хочет уходить унылая мысль.

24 декабря, понедельник, время 14:40.

Лицей. Спортзал.

– Ой, смотри, кто к нам пришёл! – вскрикивает Ледяная. Оборачиваюсь. В дверях спортзала теснятся наши папахены. И ещё кто-то третий. Заходят. Конечно, мы к ним.

– Папочка, вы чего тут?

Раскрыв от удивления рты, узнаём новости. Переглядываемся с Ледяной, мальчишки тоже рядом собрались. Директор уволился, надо же!

– Ты всё-таки съела его! – смеётся Ледяная. Парни сначала ошарашенно переглядываются, затем начинают обсуждать. Пашка откровенно ликует.

– Ладно, занимайтесь, – улыбается папахен, – мы с Владимиром Семёновичем пока поговорим.

Занятие визитом отцов немного скомкано, но обязательную программу мы отрабатываем. Только в ускоренном темпе. И парней чуточку огорчили. Эскорт отпустили, нас сегодня отцы охраняют.

Любимое кафе, время 15:12.

– И что теперь? – задаю вопрос сразу всем. Пусть кто хочет, тот и отвечает.

– А что теперь? – Альберт Францевич берётся за дело, – у вас контрольная неделя. Учитесь, занимайтесь.

– Комиссию из министерства когда ждать?

– А когда вам хочется? – Альберт Францевич неожиданно пародирует приказчика из лавки, «Чего изволите?».

– Разве от нас зависит? – недоумевает Ледяная и я вместе с ней.

– В какой-то мере да, – объясняет Конти, – мы можем надавить на них. Пригрозить широким вмешательством газет. Хотя без них в любом случае не обойдётся.

– Пап, а вы что-то со своей стороны будете делать? – обращаюсь к папахену.

– Мы уже делаем, дочь, не волнуйся. Вас это не очень касается, ты делай, что задумала. Наши действия согласовывать не надо, – от прямого ответа папахен уклоняется. Его дело, я могу и дома на него насесть. Только Альберт Францевич вмешивается.

– Полагаю, можно девочкам сказать. Только вы, – обращается к нам, – держите язык за зубами. Тем более это касается только их клана.

– Пожалуй, да, – соглашается папахен, – большого секрета тут нет. Мы подали в арбитражный суд на министерство просвещения. Поставим родное правительство на выплату огромной неустойки.

– Насколько огромной? – я спрашиваю вслух, Ледяная только глазами.

– Запрашиваем семьдесят миллионов, реальный ущерб в районе пятидесяти, – пожимает плечами папочка.

Чего-то я не понимаю, гляжу на Вику. Она, видимо, тоже.

– А раньше кто мешал в суд подать? – нахожу самый точный вопрос. Объяснять начинает Альберт Францевич.

– Понимаешь, Даночка, штрафные санкции за невыполнение принятых обязательств прописываются в любом договоре. Но в реальности их никогда не применяют по госзаказам. Себе дороже. Стоит один раз так сделать, не видать тебе больше заказов от родного государства.

– Тогда это риск, – замечает Ледяная. Конти улыбается.

– Как посмотреть. Если правильно подать в газетах, то все поймут, что сам контракт с государством – изрядный риск. И начнут закладывать этот дополнительный риск в цену. А госбюджет не резиновый.

– И не обязательно вытряхивать с них все семьдесят миллионов, – добавляет папахен. – Другой вариант реальнее. Можно пойти на мировое соглашение. Мы отказываемся от неустойки, а они подписывают новый контракт, где цены прописаны уже выше процентов на двадцать пять. Может и больше, там считать надо…

– Закладывать в себестоимость те самые дополнительные риски, – улыбается Конти.

– Вот куда уходят государственные деньги! – прокурорским голосом резюмирую я. Ледяная улыбается.

– А кто им виноват? – спрашивает папахен, – мы отдавали им почти по себестоимости. Не хотят? Пусть платят больше.

– Последний вопрос, – мороженое кончается, так что и разговор надо завершать, – какой экономический смысл в продаже по себестоимости?

– Во-первых, захват рынка, – объясняет папахен, – во-вторых, мы ведём постоянную работу по снижению издержек. Со времени заключения контракта с минпросом мы снизили их на десять процентов. Экономия не велика, но при массовом производстве выходит очень круглая сумма.

– Одно плохо, – допивает кофе Ледяная, – у Даны враг исчез. Она добилась своего, директор уволен. И что теперь?

– Не совсем так, – улыбается её отец, – он ушёл из-под удара. Министерская комиссия попробует всё свалить на него, оставит всё, как есть. А самого директора пристроит тихонько в какое-нибудь тёплое место.