Лера носилась от плиты к столу в фартуке, но, услышав меня, выбежала навстречу в коридор, приобняла (странное приветствие, ненавижу) и быстро заговорила о дожде, который мог случиться в дороге. Будто я на лошади прискакал.
Лера перекрасилась, а брюшко её очков увеличилось в разы. Только взглянув на её очки, я вспомнил про Яшу.
— А где Яша? — осторожно спросил я. Мало ли что.
— Так он у себя в комнате, — ответил Игорь, приоткрывая дверь в мою бывшую комнату.
Она не изменилась. Появился угрюмый шкаф, но я не сразу его заметил. Полка с книгами, но не моими. Стул, тахта, на которой, быть не может, я писал первые стихи, а потом рассказы под Андреева. Иногда плакал, часто читал, а когда-то, совсем давно, лежал поперёк неё и боялся темноты. Из зала доносились крики террористов, готовых ворваться в наш дом через телевизор.
Яша обернулся и глянул слепыми глазами.
— Привет.
Его рука повисла в воздухе, я поймал её и потряс.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать, а тебе?
— Не «тебе», а «вам», — поправила сына Лера.
— Да бросьте. Яша, нормально всё. Мне тоже пятнадцать, только с хвостиком.
Выражение его лица, напоминающее луну, не изменилось. Не моргая, он поднялся и обошёл меня. Лера отвернулась. Игорь сразу заговорил о том, как во время ремонта они нашли наши вещи, и незаметно привёл меня к столу. Они боялись, что их слепой сын напугает меня.
Яша родился слепым. Нелепый сбой в природе обеспечил ребёнку жизнь во тьме. Игорь и Лера сделали всё, чтобы сын не ощущал себя неполноценным. Сменяя друг друга, они читали ему книги, поясняли значение слов, а он жадно хватался за всё, пытаясь не только догнать сверстников, но и преодолеть самого себя, своё несчастье.
— Очень всё было вкусно, — объявил я, поднимая бокал домашнего вина. — Я не хотел бы вас стеснять, поэтому…
— Ну что ты, — спокойно прервал меня Игорь. — Мы уже решили, что ты переночуешь. Завтра выходной. Не обижай нас.
— Утка маринуется с утра, — добавила Лера, внимательно выбирая из салата помидоры.
— Оставайся, пожалуйста. Мы рады гостям. Честно, — строго сказал Яша, а после поднялся, подошёл к мойке и опустил осторожно в её зоб тарелку.
Всё у него получалось запросто. Хорошо хоть посуду мыть не стал.
После Яша позвал меня прогуляться, и теперь я вспоминаю эту прогулку как пьяный сон.
— Кто ты?
— Ты спрашиваешь о профессии?
— Ответь так, как думаешь на самом деле.
Мне понравилось, как Яша говорит.
— Я писатель, — признался я. — Ещё не очень хороший.
— Я так и подумал. Ты книги в моей комнате внимательно рассматривал.
Яша осторожно присел, так, будто голова перевешивала тело, нащупал червячки шнурков и замотал их в бантик.
— Откуда ты знаешь? — спросил я, зачем-то оглядываясь.
— Ты долго дышал возле них.
— Может, я смотрел в окно? Шкаф с книгами у окна.
Он улыбнулся:
— На окне жалюзи, и они всегда зашторены. Идём.
В каком аду он живёт! Я задумался об этом и почувствовал, что теряю самообладание. Будто читая мысли, Яша спросил:
— Ты, наверное, думаешь о том, что я бедненький мальчик, который никогда не видел людей?
Я кивнул, а потом, опомнившись, произнёс вслух:
— Да. Я пытаюсь понять, как это. Закрываю глаза и пугаюсь.
— Закрывать глаза не надо. Я не потерял зрение. Я его никогда не имел, это совсем другое. У вас один мир, а у меня другой. Не нужно задумываться о том, чей мир богаче. Родители прочли мне тысячи книг, я дотрагивался до таких предметов, которые никогда бы не заинтересовали зрячего, а ещё у меня есть музыка и кое-что я в ней понимаю. Знаешь, а устрой мне экскурсию. Расскажи, что видишь. Мы так с папой делали, но не здесь, не в Ракитном. В других местах.
Он сделал знак, и я взял его руку. Видимо, двигаться дальше без моей помощи он не мог. Мы вышли на широкую улицу, заканчивающуюся трансформаторной будкой. Яша поднял руку и сломал веточку. Поднёс её к лицу, вдохнул и наугад передал мне. Я тоже понюхал — это сирень, её запах перенёс меня в детство. Не зная, как быть с веточкой, я бросил её под ноги и наступил.
Яша знакóм с большинством проявлений жизни сугубо теоретически. С ужасом соображая, что в его мире нет палитры цветов, а уродство, видимо, отличается от красоты избытком согласных, я начал что-то лепетать о деревьях. Мне предстоял сложный писательский экзамен — с помощью слов воссоздать мир в режиме реального времени, без возможности редактуры.
— Здрасьте, — медленно проговорила баба Нина, совершенно не изменившаяся за эти годы. Согнувшись, как сваленное грозой дерево, она набирала воду из чудом уцелевшей под натиском цивилизации колонки.
— Здравствуйте, — улыбнулся Яша, повернув голову в правильную сторону.
«Как хорошо он это делает! Может, он притворяется. Водит всех за нос», — подумал я и кивнул в знак приветствия.
— Баба Нина какая? — спросил Яша, когда мы отошли.
«Слова, слова, где вы? Какие вы бестолковые!»
— Толстая. Вот твоя мама — как половина бабы Нины.
— Это понятно, — перебил Яша. — Какая она ещё?