Лицей 2019. Третий выпуск

Тризна по библиотеке началась с минуты молчания. В эту минуту человек с хорошим слухом мог явно различить в соседнем зале животные шорохи и злорадный писк. Это крысы, нажравшись ядовитого корма, ошалело бегали по распростёртым на полу книгам, пробовали страницы на вкус, срыгивали, мигали угасающими глазками, корчились в агонии и кончались тут же на чьих-то вымученных мыслях. Их никто не слышал. Каждый слушал себя. Дамы пили водку, смотрели в пол, думали о будущем. Маша с аппетитом жевала бутерброд, не понимая происходящего. Агата Петровна, имитируя общую скорбь, цвела сердцем, находя в случившемся признаки новой жизни. Какой — она ещё не знала. Но верила, что сегодняшняя встреча, да что встреча — свидание с мужчиной, изменит её жизнь, сделает из бесполой бюджетницы любимую жену, мать, — женщину, наконец. «К чёрту, к чёрту библиотеку, — думала она. — Пусть её не будет вовсе. Пусть в неё ударит блуждающий метеорит и разнесёт вдрызг, а яму заровняют и посадят на этом месте вишнёвые деревья… Впрочем, нет, не деревья. Лучше цветы: розы или тюльпаны, да, тюльпаны… Чтобы прогуливаться по летнему парку, держась одной рукой за него, а другой… да, держать маленького Ангелочка, светловолосого, умного, красивого. И чтобы небо над головой, а в небе — Солнце».

Вечерние сумерки вползали в пыльную тишину коридоров, съедая сельские пейзажи на стенах, сами стены, блёклую герань на полу, кресла. Умолкли крысы; книги, привыкшие к чьим-то глазам, вспоминали о родстве с древесиной. Забытый читатель в пустом зале, склонившись над томиком стихов, теребил козлиную бородку, думал: «Зачем? Зачем? Ведь я ещё так молод!» Билась о стекло августовская муха… И порывами откуда-то из недр здания доносились непонятные звуки — не то смех, не то плач, не то бабий причет, не то площадная брань…

Агата Петровна легко сбежала по ступеням, размахивая сумочкой. Остановилась у крыльца, достала из кармана плаща затрёпанный пропуск библиотекаря, бросила его в урну. «Навсегда», — подумала она и не оглянулась. Посмотрела на часы, поняла, что опаздывает, заторопилась. На ходу вытащила зеркальце (воскресший жест), увидела чьи-то хищные с весёлым блеском глаза, косую улыбку на бледных губах, кусочек серого неба.

Безлюдные улицы томились от зноя. Едва слышный ветерок предвещал дождь и грозу. Но пока было тихо. Не лица — листья попадались на глаза: огромные, тополиные, похожие на пожелтевшие рукописи, кружили, шелестя, по асфальту. Ещё раз — зеркальце, потом — часы… Встреча была назначена в старом городском парке у памятника Ленину, где до революции было кладбище, а после войны туда пришли хмурые люди, заровняли холмики экскаваторами, бойкие пионеры насадили деревья — и стал парк. От кладбища осталась лишь крестообразная часовня, переделанная в планетарий. Духовный телескоп сменили на фабричный, с крупными линзами, и Бога стало не видать, а — только какую-то звёздную муть, от которой пионеры приходили в восторг.

Агата Петровна села на лавочку под липами, недалеко от памятника, заметив, что там — никого. Никого, кроме свежевыкрашенного Ленина, застывшего в позе камаринского мужика и вонявшего краской. В эту минуту она не искала утешения у природы, вечно дремлющей и похожей на проснувшегося в похмелье человека, который, безумно тараща глаза, никак не вымолвит слова. Напротив, запах краски отрезвил её и пробудил давнишние воспоминания. Она представила солнечный день, торжественную линейку в актовом зале, посвящение в октябрята. Потом — задорные песни, сдержанные улыбки учителей, цветы, банты… Вспомнила, как боялась острой булавки на пятиконечном значке. Боялась, что старик директор трясущейся рукой случайно проткнёт её маленькое сердце и она умрёт. «…Но ведь не умерла же. Сижу, жду. И так даже лучше, что сижу здесь. Я замечу его первой и придумаю, как выйти к нему достойно. Я скажу ему: а вот и я… Нет, плохо. Лучше: простите за опоздание, Вячеслав, задержалась на работе… Работа? Ах да, работа. Раз-два-три, раз-два-три, мёртвая Маша… Хм. Но почему его до сих пор нет? И вообще никого нет. Одна я. Сижу тут, как дура, на лавочке. А если он не придёт?..» — болезненно улыбнулась Агата Петровна, и голова её закружилась. Парк мгновенно превратился в зелёную центрифугу. Теряя сознание, она с ужасом заметила, как Ленин, подмигнув ей чёрным глазком, показал неприличный жест в виде скрещённых рук, означающий крайнюю степень неудачи. Сознание женщины опрокинулось во мрак. Над парком сверкнула молния, и пошёл дождь.

Агата Петровна очнулась в знакомой комнате. Над собой она увидела морщинистое некрасивое лицо мамы с заплаканными глазами и незнакомого полного мужчину со шприцем в руке. Она слышала шум дождя за окном и тошнотворный запах рыбного супа. Ей было зябко и неуютно в мокрой одежде. Она почему-то сравнила себя с рыбой, той, что чистила утром мама, и обнаружила, что неспособна улыбнуться.

— Вас что-нибудь беспокоит? — вкрадчиво спросил доктор.

— Пыль, — тихо сказала женщина.