Среди шикарных тачек и большегрудых женщин она смогла отыскать лишь одно фото «с Вячеславом», не подозревая о том, что выразительные глаза цвета стали, пронзающие насквозь, и пленительный южный загар принадлежат вовсе не Славику, а известному голливудскому актёру, герою боевиков. Жуткое противоречие «благородного лика» с обрамляющей его шелухой было разрешено Агатой Петровной мгновенно. Наличие единственной его фотографии в альбоме она отнесла к природной скромности Вячеслава, а прочий мусор сочла за невинные «мужские слабости».
В это же время между Славиком и Агатой Петровной завязалась романтическая переписка.
«…Вячеслав, извините, если мой вопрос покажется нескромным: чем вы занимаетесь в жизни?»
«Да много чем. Но вообще бизнесом занимаюсь», — тыкал в ноутбук школьный охранник, помешивая свободной рукой чай и наблюдая краем глаза за проворными движениями сдобной уборщицы.
«Должно быть, это невероятно сложно и отнимает массу времени?»
«По-разному. Я ведь на себя работаю, не на дядю. Сам себе устраиваю отпуск, ездим с друзьями на рыбалку. Ну и за кордоном бываю, конечно. Море, песочек, пальмы. Но у нас всё равно круче. Я такие места в крае знаю — душа поёт».
«Так вот откуда у него загар, — очаровывалась женщина, — и не лишён чувства прекрасного…»
Довольно скоро, почуяв душевное расположение адресата, Славик сменил тактику и стал отвечать с некоторой ленцой и вежливым снисхождением. Тогда как Агата Петровна от нахлынувших чувств, что называется, «не помнила себя», хотя внешне оставалась всё той же неслышной тенью и верной служительницей Храма.
Подруг у Агаты Петровны не было, с мамой она давно уже не делилась ничем личным и всё держала в себе. Жизнь библиотекарши вступила в фазу долгих мучительных вечеров, поскольку дома компьютера не было, и вожделенного дневного подполья. Выдав книги посвящённым, библиотекарша целиком уходила в свою сказку, где её ждал мужественный и немногословный Славик. Вслед за Машей её тоже унесло в «ересь»: мир заиграл новыми красками, зрачки увеличивались и сужались, а речь всё чаще срывалась в чувственные пропасти многоточий…
— Кто он? Как он? О чём вы с ним переписывались? — допытывалась Маша.
— О разном, Машенька, о разном… — уклончиво отвечала Агата Петровна, краснея.
Перед её глазами мгновенно всплывали все его куцые сообщения, подвергнутые слепому анализу влюблённой женщины. Иногда ей казалось, что он пишет нехотя, с холодком, что, придя однажды на работу, она не обнаружит необходимого, как воздух, послания. А иногда усматривала в обычном слове скрытую нежность — верила и цвела, словно яблоня, белым цветом.
«…Вы сегодня так поздно ответили. Если честно, я уже стала переживать. Наверное, опять засиделись в офисе. Вы себя не жалеете…»
«Да нет, не в офисе, в качалку ходил», — лёжа на диване и потягивая холодное пиво из бутылки, отвечал охранник.
«Это правильно. Здоровье поддерживать с вашей вредной работой (смайлик) просто необходимо. А я вот взялась перечитывать Достоевского. Не знаю, к чему бы это…»
«Достоевский — это когда из человека сделали собаку и утопили в пруду. Помню. Читал в школе. Грустная история».
«У Достоевского все истории грустные… Но, должно быть, вы путаете Достоевского с Булгаковым (смайлик). Это в повести Булгакова описывается эксперимент, где милую дворняжку превращают в советского человека Шарикова. Ах, Булгаков… Помню, как ещё в школе зачитывалась „Мастером и Маргаритой“, и хочется перечитывать этот роман снова и снова… Ой, я такие вам скучные вещи говорю… Издержки филологического образования (смайлик)».
«Да ничего. Пресс вот подкачал, теперь отдыхаю. Мне интересно».
«Очень на это надеюсь…»
«Я вот прочитал недавно, что наш мозг развит всего на десять процентов. И когда учёные изобретут препарат, чтоб на всю катушку развить мозг, тогда всё… Короче, человек станет богом и всё поймёт. Может, и мы доживём до такого. Я как узнал — офигел».
«А ещё говорите, что книжек не читаете, скромничаете. Такие интересные вещи узнаёте. Да, я тоже об этом слышала. И если это произойдёт, то совершенный человек не будет заниматься глупостями. Затихнут войны, закроются детские дома, все будут счастливы… Ах, мечты, мечты. Знаете, Вячеслав, мне иногда кажется, что нет никаких преград, что мы с вами сидим совсем рядом и разговариваем. А ведь в реальности мы видим только слова, слова, слова…»
«Так можно встретиться и поговорить. В чём проблема».
«Вы серьёзно?»
«Ну да. А то столько писать, я скоро сам Достоевским стану. И будут меня в школе изучать».
«Как вы хорошо шутите (смайлик). Но, если вы серьёзно о встрече, то я согласна. Только скажите — где, когда…»
В самый неподходящий момент, когда Маша с дьявольским хохотом гналась за Агатой Петровной между стеллажами, оставляя за собой трупы изувеченных книг, в зал неслышно вплыла Валентина Ивановна, что называется, с «опрокинутым лицом», и стальным голосом произнесла:
— Что тут у вас происходит?