Литовский хуторок

Ядвися вся дрожала от ужаса. Вот фигурка взмахнула руками и выронила винтовку. А над пахотой словно пыль поднялась. Фигурка на миг присела, потом стала срывать с себя мешки; снова поднялась, схватилась за грудь, стала метаться туда-сюда и тяжело рухнула на землю. А вокруг оэера неподвижно лежало еще несколько таких же фигурок.

Со стороны леса послышался шум, топот лошадей, бес­порядочная стрельба и крик.

Ядвися еще плотнее прильнула к окошку и увидела: от леса к шоссе тяжело несется конница в синих мундирах, с флажками на пиках.

— Та-та-та-так!..— будто горохом, забарабанило по стене дома.

— Ядвися! Ядвися! — долетел снизу испуганный голос отца.

Девушка бросилась к лестнице.

— Дзы-ынз! — посыпалось стекло, и вслед за первой на чердак влетело еще несколько пуль.

Не успела Ядвися добежать с отцом до погреба, ках к хутору галопом подъехали немецкие кавалеристы.

— Пруссы,— вздрогнула и окаменела девушка, уставившись холодным взглядом на непрошеных гостей. Вдруг ноги неожиданно ослабели и чуть согнулись в коленках. Стало зябко. Ядвися помимо воли подняла руку и очень тихо про­изнесла:

— Ни с места!..

V

В Яновом доме за столом сидят немецкие пехотинцы, пьют кофе и молоко, едят хлеб с маслом, яйца. На скамейках грудой навалены шинели, ранцы. В углу — винтовки. На полатях постлана солома. Возле стола стоит Ян и разго­варивает с солдатами. От печки к столу бегает Ядвися. Монтя с матерью на печке. Один из немцев переводит то­варищам литовскую речь хозяина.

— Вот, дед,— подходит к Яну высоченный детина,— у вас в России говорят, будто у нас нечего есть. Погляди~ка на этот кусочек хлеба, не белее ли наш будет? Ха-ха! Спро­си его, Глюкман.

— Берите, берите, хозяин,— уговаривает Глюкман Яна.-— Попробуйте нашего хлеба.

Ян вначале отказывается, потом берет.

Спасибо, только мы к черному привыкли.

— Скажи ему, Глюкман, что, если нам не хватит своего хлеба, мы отберем у русских... — И повернулся к Ядвисе: — Налей-ка мне еще кофе!

Девушка догадалась, ответила:

— Сейчас, сейчас налью.

— Зачем старику об этом говорить? — вступил в разговор еще один солдат. — Разве он виноват?

— По-вашему, Циммерман, старик не виноват? Ведь он поляк, он не русский, он по-русски и говорить не умеет. А почему поддерживает русских? Посмотрите, как он живет под властью русских. Хуже батрака. Хлеба нет, кругом грязь,.. Здесь все так живут. В Германни был бы челове­ком.

— Имейте в виду, — заступается за Яна Глюкман,— он поляк, только тут живет. Правда, по-польски не понимает, говорит по-литовски. Он и вас не понимает, зря вы на него нападаете. Живет, как все остальные. Я был в России, знаю. Она люди простые...

Молоденький солдатик шепчет усатому:

— А эта девчонка смазливая,— и показывает на Ядвисю.— А та, на печке, еще красивее.

Усатый ничего не ответил солдатику и повернулся к пе­реводчику:

— Глюкман, скажи барышне на печке: пусть не боится, мы не съедим ее, нечего прятаться.

— Не трогайте вы их, оставьте в покое бедных людей.

Во дворе слышится шум, стук. В дом заходит денщик и кричит:

— Уходите отсюда. Здесь будут жить господа лейте­нанты.

Солдаты недовольно морщатся, кончают есть и собира­ются уходить. Бросают на стол марки. Те, что помоложе, улыбаются Ядвнсе. Денщики уже нашли метлу и дают в руку девушке, чтобы подмела.

На пороге появляется офицер, за ним еще двое.

— О-о-о! Тут нам, господа, будет неплохо. Правда, грязновато, но ничего не поделаешь...

— Да и насчет девчонок полный порядок! Посмотрите, что за материал..,

— Для улучшения отсталых народов и привития им высшей культуры...

— Господа! Не забывайте, ведь они могут говорить и по-немецки.

— Сразу видно, что вы недавно сменили штатский кос­тюм на военный. Вам трудно нас понять...

— Разве мы можем стыдиться этих дикарей?

— Ну, литвин, забирай свою семью и побыстрее осво­бождай помещение.

С того дня немцы стали полными хозяевами хутора Шимкунаса.

— Ну, что? Как там в Мариамполе? — интересовались русские солдаты у ребят, ходивших на разведку за Неман.

— Не доведи господь! — отвечали разведчики.— За малейшую провинность — штык к груди... Насилуют моло­диц, девчат. А сами танцуют под граммофоны, песни горла­нят.

VI

Прошло ровно две недели. И опять двинулось на запад серое русское войско. Печальная картина!..

Повсюду кресты — в полях, на лесных опушках, вдоль дорог. Бесследно смывают дожди слабые карандашные над­писи: «Тут покоятся русские воины, погибшие при штурме города С. четвертого августа 1914 года». Очевидно, в одной могиле похоронены и немцы, потому что рядом стоят втором крест с надписью: «Тут покоятся германские воины, погиб­шие при защите города С. четвертого августа 1914 года». А немного в стороне доска: «Могила воинов-жидов».

Многие кресты из связанных палок. Некоторые уже на­клонились и вот-вот упадут. И навсегда затеряется место последнего успокоения воина.

Тянутся окопы немцев. У них — скамейки и столы, пе­рины, железные печки, горшки — все из литовских хат. Повсюду валяются бутылки, банки из-под гороховых консервов, обертка от шоколада. Пачки патронов. Кучки стреляных гильз. Ряды колючей проволоки.