Литерный поезд генералиссимуса

Минут через тридцать были на железнодорожной станции. Паровоз стоял на парах, тяжело отдуваясь, и ждал команды к отправлению. Оцепление разомкнулось и пропустило тяжелый бронированный «Паккард» к самому вагону в сопровождении грузовика с автоматчиками.

Иосиф Сталин вышел из автомобиля, улыбаясь. По его лицу было заметно, что поездкой он доволен. О чем-то переговорил с Ворошиловым, что-то сказал подошедшему Жданову и, кивнув на прощание Серову, стоявшему здесь же, на платформе, поднялся в вагон.

Загрузилась в вагоны сталинская охрана, вышедшая на перрон размять ноги; следом заторопилось снятое охранение, а когда на платформе осталось всего лишь несколько сопровождающих, паровоз отдал протяжный прощальный гудок и шумно потянул за собой состав.

Иван Александрович сел в «Виллис» и поехал в деревню.

Хозяйку он застал на огороде, собиравшую укроп. Увидев вошедшего Серова, она, слегка робея, подошла.

– Так это же Сталин в доме жил, – едва ли не шепотом проговорила она.

– Именно так, – охотно согласился Иван Александрович.

– Чего же он уехал?.. Я его совсем не выгоняю, пусть дальше себе живет сколько хочет… коли понадобилось. Ну погорячилась малость, с кем не бывает.

Иван Александрович сумел подавить улыбку.

– Я передам ваши слова товарищу Сталину.

– Обязательно передай. Там, в комнате, кто-то мой глиняный горшок разбил, я в нем молоко хранила. А еще миску расколотили… Так ты ему скажи, что я не сержусь, с кем не бывает. Мало ли чего! Пойду на базар, еще куплю, они нынче не такие дорогие.

– Сообщу непременно. Пойдемте в дом, – сказал Серов.

Прошли в комнату, по-армейски прибранную, чистую, уютную, на полу ни пятнышка. Иван Александрович подвел хозяйку к чулану с продуктами и сказал:

– Здесь крупы, мясо, колбасы, фрукты. Все эти продукты товарищ Сталин оставил вам… за причиненные неудобства и в благодарность за постой.

Хозяйка всплеснула руками:

– Мамочка моя, я такого добра сроду не видала. – С некоторым сомнением, очевидно услышав в словах Серова какой-то подвох, переспросила: – Так это все мне или как?

– Это все ваше до самой последней банки.

– Даже и не знаю, как и отблагодарить товарища Сталина, – расчувствовалась хозяйка. – У меня на огороде чеснок растет, самый лучший в деревне! За ним ко мне даже из соседнего села приезжают. Так я могу его надергать, вы ему передадите?

– Как-нибудь в следующий раз, – заверил Серов.

– А в следующий раз, когда у меня товарищ Сталин остановится, так я непременно этого чеснока ему в суп положу.

– Думаю, что товарищ Сталин останется доволен, – с прежней серьезностью продолжал комиссар второго ранга Серов. – Он любит острую кухню.

Попрощавшись с хозяйкой, Иван Александрович уехал на аэродром.

* * *

Ранним утром адмиралу Канарису доложили об уничтожении спецпоезда. По заверению командира летной эскадры, сбросившей бомбы, эшелон разлетелся на мелкие щепки. А то, что от него осталось, вспыхнуло мгновенно. Так что у Сталина и его сопровождения, находившегося в вагонах, не было ни малейшего шанса уцелеть.

Нужно было сообщить о случившемся Гитлеру, но Вильгельм Канарис медлил. Дважды он поднимал трубку с твердым намерением позвонить в рейхсканцелярию, но всякий раз что-то его удерживало – клал ее обратно. О произошедшем русские молчали, и это было странно.

Спешить с сообщением о смерти Сталина не следовало: не исключено, что в этот самый момент тот просто отлучился из поезда и наблюдал со стороны за его разрушениями. С минуты на минуту разведка должна будет или опровергнуть, или подтвердить гибель Сталина.

С момента бомбардировки как-то незаметно минуло еще два часа. Фронт русских, если верить заверениям командующих, тоже как-то незаметно притих. Не связано ли это затишье как-то со смертью Сталина?

Очень даже может быть…

В этом случае невероятным успехом следует наслаждаться в одиночестве. А затем пусть об этом грандиозном событии узнают и остальные. Достав из шкафа бутылку французского коньяка, адмирал Канарис налил в рюмку темно-коричневую благоухающую жидкость, пахнущую древесно-ванильными ароматами. Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошел Альфред Розенберг, рейхсминистр по делам оккупированных восточных территорий, с которым у адмирала сложились приятельские отношения.

– Не рановато ли для коньяка, Вильгельм? – спросил рейхсминистр.

– Имеется повод, – ответил адмирал Канарис.

– И какой же? – Альфред Розенберг устроился в кресле напротив.

Адмирал Канарис достал вторую рюмку и наполнил ее коньяком. Французы скверные вояки, но в винах они знают толк. Розенберг взял рюмку и вдохнул пряный аромат.

– Мне сообщили о том, что эскадра бомбардировщиков разбомбила спецпоезд, в котором ехал Сталин.

Рейхсминистр едва улыбнулся:

– У меня другие сведения.

– Какие же?

– Давайте включим радио.

Адмирал подошел к приемнику и повернул ручку. Комнату тотчас заполнил уверенный сильный мужской голос, четко выговаривающий каждое слово; говорил он на русском. Даже не зная слов, можно было понять, что диктор сообщал о чем-то значительном, о таком, отчего мурашки пробегали по коже.