Литерный поезд генералиссимуса

– И что же он сказал? – спросил адмирал Канарис, когда голос смолк. – Кажется, вы знаете русский?

Рейхсминистр громко рассмеялся:

– Дорогой Фридрих, только не надо относить меня к русским шпионам. Наверняка где-то в ваших тайных архивах пылится мое дело и там сказано, что мой второй родной язык – русский! Вам ли не знать, что родился я в Ревеле, учился в Риге, а высшее образование получил в Московском высшем техническом училище…

Адмирал Канарис качнул головой:

– Я в курсе вашей биографии, образование вы получили по специальности инженер-строитель.

– Все так… А голос, что вы слышите, принадлежит диктору Юдке Берковичу Левитану, кстати, еврею… Фюрер как-то обмолвился, что первым, кого он вздернет на виселицу, когда возьмет Москву, будет именно Левитан.

Вильгельм Канарис хмыкнул:

– Судя по всему, кончина этого бедного еврея откладывается на неопределенное время. И все-таки, чего он там наговорил?

– А он сказал о том, что войска Шестьдесят девятой и соединения Седьмой гвардейской армии Степного фронта штурмом овладели Белгородом. И в этот же день после напряженных уличных боев был освобожден город Орел. И по приказу Верховного главнокомандующего Сталина в городе Москве в честь знаменательной победы советской армии будет произведен артиллерийский салют.

– Проклятье! – невольно выругался Канарис.

– Надеюсь, вы не позвонили в рейхсканцелярию, чтобы сообщить… так сказать, важную новость о кончине Сталина?

– Не успел, – глухо произнес адмирал.

– Хочу сказать вам по секрету, что фюрер в последнее время высказывается негативно о вашей работе. Собственно, я пришел затем, чтобы предупредить вас… Есть вещи, которые не следует говорить по телефону… даже главе разведывательного ведомства. Кстати, сам Левитан уроженец Белгородской области, а потому он особенно эмоционально говорил об освобождении Белгорода. – Выпив коньяк одним махом, рейхсминистр сказал: – А коньяк великолепный!

– Вы пьете коньяк как русский, – сумрачно заметил адмирал Канарис.

– Что поделаешь, я очень долго жил среди русских, так что некоторые их привычки достались и мне, а привычки – такая скверная штука, что передаются быстро, как заразная болезнь.

Попрощавшись, Розенберг вышел из кабинета, оставив Канариса в глубокой задумчивости.

* * *

Подняв со стола узкий вскрытый пакет с сургучовой печатью, Мишин сурово спросил Тимофея:

– Знаешь, что в этом пакете?

Старший лейтенант Романцев невольно напрягся: что же такого в нем может быть?

Разговор принимал драматический оборот. Никаких серьезных грехов он за собой не находил. А ведь каких-то несколько минут назад ему думалось, что его вызывают к начальнику военной контрразведки СМЕРШ лишь затем, чтобы проинструктировать перед очередным заданием.

– Никак нет, товарищ полковник! – браво отвечал Тимофей.

– А вот ты все-таки вспомни, покопайся поглубже в своей памяти, – столь же сурово произнес Валерий Николаевич, не сводя со старшего лейтенанта строгих глаз. – Чего ты на меня ангелом-то смотришь? Грешков, что ли, никаких нет?

– Ничего такого, что могло бы опорочить честь советского офицера и военного контрразведчика, я не совершал, – твердо произнес старший лейтенант Романцев, не отводя взгляда.

– Ты уверен?

– Да!

– Ну тогда слушай, вынужден тебе зачитать, – суровости в голосе полковника прибавилось: – «Старший лейтенант Романцев Тимофей Степанович, старший оперуполномоченный войсковой разведки СМЕРШ 30-й армии приказом № 344 от 5 августа 1943 года направляется в распоряжение ГУКР СМЕРШ для дальнейшего прохождения службы. Начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ Наркомата обороны СССР, комиссар ГБ 2-го ранга В.С. Абакумов». Ну что тут скажешь? Поздравляю тебя! – широко улыбнулся полковник, глядя в слегка растерянное лицо Романцева, и протянул широкую ладонь.

– Спасибо, товарищ полковник, – сказал старший лейтенант Романцев, крепко тиснув короткие толстые пальцы. – Не ожидал!

– Немедленно собирай вещи и выезжай! Москва ждать не любит. Не стал чинить препятствия, хотя, – губы полковника плотно сжались, – расставаться с тобой мне жаль! Куда тебя направят, не знаю, но уверен, что ты проявишь себя на любом месте и в любой должности. Работать ты умеешь. И еще вот что, – понизив голос, проговорил полковник, – тут такое дело… чисто житейское, пойми меня правильно… Не знаю, что там у тебя получилось, но к тебе посетительница какая-то пришла. Здесь я тебе ничем не могу помочь. Думаю, что дело серьезное, спровадить ее не в моей власти. Давай разреши эту беду самостоятельно! И… счастливой дороги!