– Спасибо за все!– поблагодарила его Марина, выбираясь из автомобиля.– Было очень приятно поболтать. Болтать, как же! Говорила в основном она, но в каждом ее слове была своеобразная магия, которая дурманила голову, заставляла жадно ловить каждое брошенное слово. Сначала Богдан считал, что дело в необычном тембре, но потом стал уверен в том, что из могучей энергетики, перехлестывающейся через край у эмоциональной женщины.
Потом он ждал ее точно так же, как и сегодня возле работы, провожал почти две недели, довольствуясь лишь пустыми разговорами. И лишь спустя несколько дней, он впервые остался у нее, ни секунды, не пожалев о том, что между ними произошло.
– О чем ты задумался?– осторожно спросила его Марина, открывая ворота во двор. Надо же! За чередой воспоминаний Богдан и не заметил, как они пришли домой. На заднем дворе затявкал пес. Злобная псина никак не могла привыкнуть к нему, каждый раз надрывно облаивая его при каждом появлении.
– Да так…– пожал плечами он.– У меня тоже сегодня был непростой день,– перед глазами мелькнула картинка с рухнувшей грушницей, словно подкошенной. Убил ли он ее? Ищут ли его? Сможет ли девчонка его подробно описать?
– Проблемы на работе?– участливо спросила Марина, распахивая дверь в веранду.
– Не больше, чем у тебя,– приобнял ее за плечи Богдан, наслаждаясь теплотой и нежностью ее кожи,– начальство, телеграммы…
От его прикосновения Марина вздрогнула и подалась вперед, заплетая свои руки за спиной возлюбленного. Ее жадные губы нашли его, впиваясь в них страстным поцелуем. Они закачались, лаская друг друга руками. Женщина выгнулась, как кошка, глухо застонав.
– Я с работы…– прошептала она, пытаясь отстраниться, но возбужденный Богдан не дал ей этого сделать.
– Плевать!– жарко прошептал он, шаря по ее белой шелковой блузке в поисках пуговиц. Пальцы путались в складках одежды, а желание было столь велико, что терпеть не хотелось, да он и не мог. Ткань с треском разорвалась, обнажая большую грудь в тоненьких прожилках вен с розовыми крупными сосками. Пуговицы полетели вниз, стуча по деревянным половицам.
– Сереж…
Его язык коснулся ее мгновенно затвердевшего соска. Не силах сдержать стон, Марина почти закричал, ничуть не смущаясь своих эмоций. Как же она ждала этого момента! Как мечтала о мужчине, который бы смог вот так вот ласкать ее тело, не требуя ничего взамен. Боже…Как…
Молния на юбке разъехалась в сторону. Богдан целовал грудь женщины, теряя рассудок от аромата ее тела, от мягкости и нежности ее кожи.
– Сережа…Сережа…Милый…– стоны женщины становились все громче. Он подхватил ее на руки и понес в спальню. Они беспрерывно целовались до боли в губах, заставляя друг друга трепетать от предвкушения непередаваемого наслаждения, которое дарила им каждая близость.
– Родной мой…любимый…– уже в голос, не сдерживая эмоций простонала женщина, чувствуя, как нежно и аккуратно он вошел в нее, начал двигаться. Что-то огромное, жаркое, словно вулкан, разгоралось внутри нее с каждым его порывистым движением. Повинуясь жгучему желанию, Марина подалась вперед, отдавая всю себя навстречу этому сумасшедшему потоку огненной лавы, наполнившей ее изнутри.
– Да…– выдохнул он, содрогаясь всем телом, ощущая всем своим телом, что они испытали это счастье вместе, сгорая от своих глубоких желаний и чувств.
В голове плясали яркие звездочки. Богдан чувствовал себя опустошенным. Капелька пота скатилась по его груди. Рядом лежала, прижавшись к нему Марина. Ее дыхание было приятно ощущать у себя на плече. И на миг, задумавшись, Гончаренко понял, что будь эта другая ситуация, другая обстановка, то непременно остался бы с ней. Ему стало неудобно оттого, что всю эту сжигающую, всепоглощающую страсть он использует в сугубо прозаических целях, что вся его жизнь, это сплошной обман, театр масок, которые он вынужден надевать перед выходом на сцену. Вот и женщина, которая явно его любит, почему-то называет его Сергеем, будто чужая жизнь вокруг него, и он проживает ее, оставляя свою где-то далеко, и в ней нет ни радости, ни любви, ни заботы, ни простого человеческого счастья. А может плюнуть на все? Рассказать ей все? Признаться…Уехать из этой чертовой страны, забыв прошлое, как страшный сон?
Богдан привстал, опершись на локоть, не сводя глаз с расслабленной Марины, нежившейся на кровати после мощнейшего оргазма.
А так ли она его любит? Сможет ли простить обман? Стоит ли свобода многих его товарищей, соотечественников минутной слабости? Почувствовав его внимательный и изучающий взгляд, Марина вздрогнула и открыла глаза. Ее длинные ресницы затрепетали, пухлые губы приоткрылись, жадно ища его. Женщина изловчилась и достала его поцелуем куда-то в область шеи. Это прикосновение стало для Богдана, будто тока разрядом. Он пошевелился и отстранился, чувствуя себя подлецом, что с лишенным принципов националистом случалось довольно редко. Это чувство было для него ново и неприятно. Он скривился, опрокидываясь на спину. Очарование момента прошло. Гончаренко снова стал машиной, позабывшей о том, что есть настоящие чувства.