Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Сестры не успели ответить на ее шутку, как дверь в комнате снова распахнулась и на пороге опять появился Родионов. Заслонив собой весь проем двери, он впился глазами в лицо Алексея и, казалось, перестал дышать. Цесаревич, от удивления вытянув на подушке шею, спросил:

– Что случилось, господин комиссар?

– Ничего, – ответил Родионов и, не сказав больше ни слова, повернулся и вышел из комнаты.

Девушки, еще больше удивившись, снова переглянулись. Анастасия встала со стула, подошла к окну, выглянула во двор и произнесла:

– Вот это манеры. – Посмотрела на Татьяну и добавила: – То ли еще будет?

– Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, – сказала Татьяна и спросила: – Что вы думаете по этому поводу?

– Я уже устала думать об этом, – сказала Ольга.

– А я думаю, что он всех нас арестует, – засмеявшись, сказала Анастасия.

– Ничего смешного в этом я не вижу, – Татьяна с укоризной смотрела на младшую сестру. Анастасии в этом году должно исполниться семнадцать, а она до сих пор не научилась вести себя серьезно. – Ты не представляешь, что такое быть арестованной.

– А разве мы не арестованы? – спросила Анастасия.

– Можешь считать себя арестованной, – ответила Татьяна, – но Евгения Степановича Кобылинского никак нельзя назвать нашим тюремщиком. Наоборот, он нас всегда защищает.

– А вот Родионова можно, – сказала Анастасия.

– Ну, вот видишь, – Татьяна уже мягче посмотрела на сестру, – и ты начинаешь понимать разницу между ограничением свободы и заточением.

У девушек упало настроение, они почувствовали себя подавленно. До сих пор еще никто не обращался с ними подобным образом. Даже комиссары. Тот же Яковлев выглядел безукоризненно предупредительным, а ведь ему было приказано увезти из Тобольска родителей. «Нет, не зря таким удрученным казался Кобылинский, – подумала Татьяна. – Надо поговорить с ним. Он знает обстановку намного лучше нас».

Часа через два Кобылинский пришел навсегда попрощаться с ними. Сестры находились у Алексея. Когда мальчик болел, они не оставляли его одного и относились к нему с особой заботой. В открытую дверь было видно Анастасию, она сидела со своим шитьем, Татьяна неторопливо расхаживала по комнате. Услышав шаги Кобылинского, обе тотчас же повернулись к нему. Он прошел в комнату, пожал плечами, развел руки и грустно сказал:

– Ну, вот мы и расстаемся.

На несколько мгновений в комнате повисла напряженная тишина. Потом Ольга, стоявшая у кровати Алексея, произнесла:

– Мы все желаем вам счастья, Евгений Степанович. Передайте самый низкий поклон Клавдии Михайловне. Она столько внимания уделяла занятиям с Алексеем. И вам спасибо за все.

– Я желаю вам поскорее выздороветь, Алексей Николаевич, – сказал Кобылинский, глядя на Алексея. – Когда вы станете русским царем, вы сделаете Россию другой – могучей, процветающей и счастливой.

– Я никогда не стану царем, Евгений Степанович, – ответил Алексей. – Вы это тоже знаете.

– Вы прямой Наследник, – сказал Кобылинский. – Кроме вас, некому передать трон.

– Если бы я мог стать царем, я бы многое сделал по-другому, – посмотрев на дверь, Алексей замолчал и прислушался. Но там никого не было. – В первую очередь избавился от предателей в окружении. Вы даже представить не можете, Евгений Степанович, как их много. А как много тех, кто не хочет России счастья. Откуда берутся такие люди?

– Как у каждого человека есть свои завистники, Алексей Николаевич, так они есть и у государства. Особенно если оно сильное. Слабому завидовать никто не будет.

– Если бы папа не отказался от престола, все было бы сейчас по-другому. И война бы уже закончилась.

Алексей положил поверх одеяла тонкие бледные руки и закрыл глаза. Кобылинскому показалось, что он заплакал. Очевидно, разговор на эту тему постоянно возникал в семье. Да и как он мог не возникнуть, если этот же самый вопрос сейчас задает себе каждый мыслящий человек в России.

– Его Величество решил уступить народу, который добивался свободы, – сказал Кобылинский.

– Кому она принесла счастье? – тихо произнес Алексей.

Прощание выходило неловким, но Кобылинский не знал, что ответить Цесаревичу. Свобода действительно никому не принесла счастья, даже тем, кто так неистово добивался ее.

– Я верю в то, что все в России с Божьей помощью образуется к лучшему, – сказал Кобылинский.

Алексей открыл глаза и пристально посмотрел на него. И Кобылинский подумал о том, как глубоко и искренне переживает за судьбу отечества мальчик, рожденный для того, чтобы быть царем, но жизнь которого так жестоко сломала революция.

– Скажите, Евгений Степанович, вы раньше никогда не слышали о Родионове? – спросила Татьяна.

Вопрос был неожиданным, и Кобылинский несколько мгновений молчал, глядя на Татьяну. Он не понимал, почему она спросила об этом. Ведь она хорошо знает, что он никогда не был знаком ни с одним революционером. Но неожиданно для самого себя вдруг сказал: