Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Стоявший у окна Боткин сначала повернулся, а затем направился к ней, но она, приложив палец к губам, сама вошла в комнату. Протянув ему скомканную записку, шепотом произнесла: «Передайте», и кинулась назад к двери. Но Боткин остановил ее. Он понимал, что если уж к нему зашла монахиня, надо хотя бы несколько минут поговорить с ней. Иначе это вызовет подозрение. Охрана сразу же подумает, что она заходила лишь затем, чтобы что-то передать.

– Как чувствуют себя ваши сестры? – спросил Боткин.

– Одна немного прихворнула, а так, слава богу, все живы-здоровы, – ответила монахиня.

– А что с ней? – спросил Боткин.

– Видать, простудилась. Кашель бьет и жар поднялся. – Монахиня, преодолев первое волнение, пришла в себя и теперь входила в игру.

– Подождите, я дам вам лекарства, – направляясь к своему саквояжу, сказал Боткин. Он достал несколько порошков и протянул монахине: – Пусть выпьет. Это поможет.

– Храни вас Господи, – сказала монахиня, поклонившись, и вышла.

Ее подруга все это время стояла около стола рядом с охранником и от страха обливалась потом. На улице, уже после того, как они свернули за угол, спросила все еще дрожавшим голосом:

– Передала?

Та вместо ответа кивнула головой.

– А я чуть не умерла от боязни. Сердце до сих пор не отошло. Больше никаких записок брать не будем.

– Время покажет, – неопределенно сказала молодая монахиня. Ей понравилось приключение, хотя и связанное с большими переживаниями. – На все воля Божья.

Боткин тут же отнес записку Государю.

– Не знаю, Ваше Величество, может, я поступил неправильно, подвергая вас опасности, – сказал он, протягивая послание, – но и монахиня тоже рисковала. И делала это ради нас.

– Спасибо, Евгений Сергеевич, – сказал Государь, взяв свернутую в тоненький рулончик записку, – вы поступили совершенно правильно. Мы должны быть благодарны людям за то, что не оставляют нас.

Государыня, сидевшая на стуле с вязаньем на коленях, замерла, затем, не скрывая напряжения, посмотрела на Николая. Боткин поклонился и вышел. Николай подошел к окну, развернул записку и прочитал ее. Бросил быстрый взгляд на дверь, перевел глаза на Александру Федоровну и снова уткнулся в записку.

– Что там, Ники? – спросила Александра Федоровна, поднимаясь со стула.

Вместо ответа он кивком головы пригласил ее к окну. Затем передал ей записку. Она прочитала ее, зажала в руке и нервно прошептала:

– Я всегда говорила, что нас спасут добрые люди. Я видела их еще в Тобольске. Теперь они собрались здесь. – В ее глазах появились слезы. Она обняла Николая и уткнулась в его шею мок-рым лицом. – Надо немедленно ответить этому офицеру, Ники.

Волнение матери передалось Марии. Она подошла к родителям и спросила:

– Что за известие мы получили, мама?

– Один русский офицер предлагает нас спасти. Он считает, что нам угрожает очень большая опасность.

– Хорошо бы познакомиться с этим офицером и узнать, кто за ним стоит, – негромко произнес Николай. Он прекрасно понимал, к чему может привести неудача при попытке к бегству, и боялся провокации. Ему не давал покоя Голощекин. Он никак не мог забыть его ледяной, неприятный взгляд. Государю показалось, что он впервые встретил человека, о котором с первого взгляда можно было сказать, что тот готов на все.

– Как мы узнаем этого офицера? – спросила Александра Федоровна. – Кто нам его представит?

– Но мы должны ему ответить, мама, – сказала Мария.

Маленькая ниточка надежды, мелькнувшая из-за высокого забора, неприступной стеной окружавшего дом, зажгла в ней неистовое желание вырваться отсюда. Она даже почувствовала особый аромат воздуха, доносящегося с улиц, по которым ходят люди без сопровождения конвоя. Мария отдала бы все что угодно за один глоток этого воздуха. Она с напряженным ожиданием смотрела на отца, потому что решение мог принять только он. Государь понял это и сказал:

– Да, мы должны ответить этому офицеру.

– Пиши сейчас же, Ники, – нетерпеливо сказала Государыня.

– Не надо спешить, – заметил Николай. – Любая спешка только вредит делу. К тому же ответ мы можем передать только завтра, когда к нам придут сестры из монастыря.

Вечером на узенькой полоске бумаги Государь написал только одну фразу: «Скажите, что нужно делать?» Он долго думал, ставить под этой фразой свою подпись или нет. Обезличенная бумажка не могла выдать адресата. С другой стороны, она могла вызвать подозрение офицера, бесстрашно предлагающего свою помощь. Тот вправе был подумать, что эту короткую строчку мог написать кто угодно. Государь перечитал фразу и после вопросительного знака поставил свой вензель. Большую букву «Н» с двумя вертикальными палочками посередине. За вечерним чаем он передал записку Боткину.